Алекс фон Рейсс проводил допрос собственноручно, лишь один из солдат-эсэсовцев помогал ему, подавая инструменты. Сейчас дело дошло до плети. До этого были клещи, которыми у меня вырвали три ногтя на левой руке. Раскаленный прут, оставивший на моем теле несколько пульсирующих болью отметин. И обычный хирургический скальпель, срезавший изрядный кусок кожи на левом плече.
— Господин рапортфюрер, — я едва мог говорить, слова терялись во рту, зубы скрипели, — я ничего не знаю… я еле уцелел и вернулся в лагерь… прошу, поверьте мне!..
Фон Рейсс смотрел на меня презрительно, как солдат на вошь, мои слова попросту проигнорировал и продолжил кричать прямо в лицо:
— Кто отдал приказ помочь бежать заключенным? Кто координировал удар по каравану? Отвечай, свинья! Скажешь правду, умрешь быстро!
— Я говорю правду, господин рапортфюрер…
Удар, еще удар. Сколько боли может вытерпеть человеческое тело? Каковы пределы физических возможностей организма? Я думал, что никогда этого не узнаю лично. А, вот, довелось…
Допрос шел уже третий час, и пока я держался. Правда, несколько раз сознание плыло, но ледяная вода, которую плескал мне эсэсовец в лицо, быстро приводила в чувство. При этом я прекрасно понимал, что до серьезных пыток дело еще не дошло. Это была просто разминка. Полагаю, фон Рейсс сам не до конца был уверен в том, что я причастен к случившемуся, поэтому не слишком усердствовал. Но он должен убедиться в моей невиновности на все сто процентов и поэтому будет продолжать выполнять свою работу, пока не запытает меня до самой смерти. Если же я выживу, то… что потом? Скорее всего, пуля в затылок, а тело — в крематорий. Самое легкое и привычное ему решение. Но до тех пор, пока остается шанс вытащить из меня сведения, убивать меня не станут.
Шансы выбраться из этой передряги живым я оценивал теперь, как минимальные. Дьявол! Если бы я не был столь самоуверен! Решил, что сумею отговориться, убедить в своей непричастности. Как же!
Теперь я клял себя, что не решился передать микропленку Насте. Пожалел ее, уберег от проблем. А если я погибну тут сегодня, никто и никогда не найдет тайник, и ценные сведения, добытые с таким трудом, попросту пропадут.
Сейчас бы я все переиграл иначе, но было уже поздно.
— С какой целью тебя заслали в Заксенхаузен? Кто твой командир? Как твое настоящее имя?
Вопросы он вбрасывал наугад, надеясь, что рано или поздно попадет в цель. И, надо признать, частенько попадал, сам того не ведая.
— Меня зовут Василий Шведов, я стрелок-радист, попал в плен в ноябре 1943 года…
— Молчать, тварь! Не врать!
Очередной удар плетью рассек кожу почти до кости. Если бы Рейсс захотел, я был бы уже мертв, но он растягивал удовольствие.
— Поглядим, как долго ты сможешь сопротивляться. Поверь мне, еще никому не удавалось утаить от меня истину…
Рейсс говорил тихо, почти шепотом, но я отчетливо слышал каждое его слово. И вот, что удивительно: мое тело под воздействием пыток словно стало просыпаться. Та внутренняя энергия, благодаря которой я продержался все эти долгие месяцы, уснувшая на время, постепенно пробуждалась. Я чувствовал, что если бы не эти скрытые резервы, то давно потерял бы сознание.
Но я еще держался.
— Господин рапортфюрер, я говорю правду…
— Молчать! — свист в воздухе и новый удар.
В голове поплыл туман, но солдат не дремал, тут же плеснул мне в лицо порцию воды. Я встрепенулся и пришел в себя.
— На удивление крепкий экземпляр попался, — задумчиво произнес фон Рейсс. — Если я продолжу, то последствия для твоего тела будут уже необратимыми. Для начала я отрежу пальцы. На руках, после — на ногах. Потом вырву тебе ноздри, затем начну снимать кожу. У меня есть особая машинка для такого дела. Тот кусок на плече не в счет — это был своего рода пробный образец, чтобы ты понимал, что тебя ждет дальше. Ну а дальше… у меня много идей! Тебе понравится!
— Что я должен сказать? — я изо всех сил старался удержать рвущийся прямо из груди крик. — Хотите, я во всем признаюсь! Скажите, на кого указать — и я укажу! Все, что угодно, чтобы жить!
Я из последних сил играл роль трусливого и недалекого капо, для которого нет ценности превыше собственной жизни. Купится он на мое вранье или нет?
— Не считай меня идиотом, Шведофф или как там тебя зовут на самом деле, — рапортфюрер не купился, — я проанализировал твое поведение за последние дни и пришел к выводу, что ты слишком часто мелькал там, где умирали или пропадали люди. Все началась с капо твоего барака… как там его, Осипов? Уж больно удачно он самоубился. Это сразу вызвало у меня подозрения, но не было фактов. А потом так же удачно ты подвернулся мне на глаза на заводе, втерся в доверие, и я тебе поверил, назначив новым капо тридцатого барака. И буквально тут же бесследно исчезает профессор Вебер. Был и нет, как в воду канул. Удивительно? А ведь ты как раз получил возможность относительно свободно ходить по территории лагеря. А вместо Осипова твоим наставником стал Виндек. И что с ним случилось? Он скончался. А восемь пленниц бежали, прихватив с собой пятерых детей. И следа их не нашлось! Чудеса, да и только. И опять некий Шведофф оказался рядом. Скажи, могу ли я верить в подобные совпадения?