Рапортфюрера охнул и отпустил пистолет. Ему было очень больно, я видел это. Смертельная бледность опустилась на его лицо, сопротивляться он больше не пытался.
Я поднялся на ноги и нацелил оружие на немца.
— Ты был прав, фон Рейсс, — сказал я, — у меня есть еще одна тайна. Этот секрет не знает абсолютно никто.
— Расскажи, — прохрипел Алекс, — прошу…
— Все просто, — улыбнулся я, — дело в том, что я прибыл из далекого будущего убивать фашистов! Это у меня отлично получается…
И нажал на спусковой крючок.
Эпилог
Из многих тысяч заключенных Заксенхаузена в живых осталось восемьсот человек. И даже это число оказалось огромной удачей, учитывая, что восстание произошло, по сути, спонтанно, и хотя генерал Марков и его люди имели кое-какие наработки, вроде комплектов формы унтер-офицеров и солдат-эсэсовцев, украденных со склада, нескольких пистолетов, винтовок и гранат, которыми Зотов уничтожил броневики, но этого было чертовски мало.
Повезло, что поначалу эсэсовцы старались уберечь Гиммлера. Если бы не это, то… пулеметы на вышках выкосили бы всех и каждого в пределах видимости, а автоматчики добили бы уцелевших.
Чуть приволакивая ногу, я вышел к главным воротам со свертком в руках. В свертке — мундир офицера СС, который я снял с трупа Алекса фон Рейсса. Потом, чуть позже, нужно будет переодеться. Сейчас же делать это было рано, еще примут за уцелевшего эсэсовца и добьют свои же, не разбираясь.
Все документы в папке доктора Риммеля, поразмыслив, я сжег, бросив их в полыхающий лазарет. Возможно, изучив бумаги, я смог бы многое понять о себе, но если они попадут в чужие руки, то причинят немыслимый вред. Рисковать я не хотел.
Генерал Марков героически погиб в бою, и командовал выжившими сейчас Яков Джугашвили. Это было не по уставу, среди пленных имелись и более высокие армейские чины, но Яков стал неким символом для уцелевших — еще бы, сам сын Великого Сталина повел людей за собой и победил. Поэтому оспаривать его право отдавать приказы желающих не нашлось. Впрочем, я не сомневался, что он прислушается к советам Бушманова и Девятаева, которые уцелели и теперь думали, что делать дальше.
Немцев вырезали до последнего человека безо всякой жалости. Крюгер, кажется, выжил, его сегодня не было в лагере, но Зорге и многие высокопоставленные чины уйти не успели. А вот Антон Кайндль сбежал, оставив лагерь на произвол судьбы. Что же, надеюсь, Гитлер ему этого не простит, как и гибели Гиммлера.
Я до сих пор чувствовал кровь рейхсфюрера СС на своих руках, и это было приятное ощущение.
Что делать с маньяком? Отпустить, предать праведному суду или взять правосудие в свои руки. Пожалуй, если бы была хоть малая надежда, я бы не стал его убивать. Отдал бы нашим, а там Нюрнберг или иной другой трибунал, без разницы. Но в моем случае выбора не имелось. Убей или отпусти на свободу, и я выбрал первый вариант.
— Уходи отсюда, братишка! — крикнул мне один из заключенных, пробегавших мимо. — Скоро тут будет жарко!
Я и сам это прекрасно понимал. Времени на сборы было чертовски мало. Я был уверен, что о восстании уже знают в Берлине, и что в нашу сторону движутся отборные части СС, чтобы покарать и уничтожить всех причастных.
Люди сновали по лагерю, собирая оружие, продукты питания и прочие нужные вещи. Куда они пойдут?
Скорее всего, часть попытается укрыться в окрестных лесах. Все же взрослые мужчины — это не девчата, обремененные детьми. Справятся. Но будет тяжело. Немцы постараются отомстить, будут преследовать с собаками, перекроют весь район и повезет ли кому-то уцелеть, бог весть…
Другая часть будет пробиваться к нашим соединениям, либо к союзникам. Советские войска продвигались вперед семимильными шагами после открытия Второго фронта. Я не знал точное расположение текущей линии фронта, но отсюда до Варшавы было километров восемьсот, а наши уже взяли Минск и двигались в направлении Польши и Прибалтики.
Можно было рискнуть и попытаться прорваться сквозь глубокий немецкий тыл к своим, это было вполне реально. И я сам сделал бы так же, если бы не одно обязательство, нарушить которое я не мог.
Каждый из бывших пленников решал за себя сам. Кто-то сбивался в группы, другие решили уходить в одиночку.
Но сейчас, в эту минуту, мы все были братьями, прошедшими сквозь ад и вернувшимися к свету новой надежды.
Я вышел за ворота. На стоянке примостилось несколько автомобилей, брошенных немцами. Пара машин горели, но остальные никто не трогал за ненадобностью. Все равно воспользоваться ими заключенные не видели смысла.