Он шел, занятый своими тревожными думами, опустив голову и заложив руки за спину. Саид не заметил, как медленно, крадучись в небо поднялась луна. Вокруг сразу посветлело, стали видны очертания домов, деревьев, гор. Вот показался чей-то сад с разрушенным забором. Пройдя мимо развалин, Саид остановился: перед ним открылось светлое пространство.
— О мой аллах, куда же я зашел?
Осмотревшись, он понял, что стоит на окраине Лагмана. Вокруг серебрились залитые лунным светом поля и сады. Вверху ярко сияла белым светом луна. Причудливые ветки виноградных кустов, обвившие развалины забора, показались ему красивее цветов сказочного ханского сада.
Саид присел на валун. Кругом безлюдно и тихо. «Как хороша жизнь!» — невольно подумал он, и его охватила грусть. Казалось, чья-то злая рука пригнала его сюда, чтобы посмеяться над ним и его судьбой. Он устало опустил голову и словно погрузился в глубокий сон. Перед ним замелькали давно минувшие годы. Сначала быстро пронеслись сладкие дни юности, когда в лунные ночи он выходил на свидание с невестой — матерью Амаль, первые годы их совместной жизни, картины детства Амаль, ее болезнь и сиротство. Всплыло в памяти и собственное детство, родное селение вблизи Хартума, где он родился и играл. Под впечатлением этих далеких, покрытых густым туманом времени воспоминаний Саид вспомнил родную арабскую песню:
Долго сидел Саид, погруженный в воспоминания. Очнулся он от раздавшегося за его спиной шороха. Подняв голову, он увидел в нескольких шагах от себя чью-то тень. Тревожно вглядываясь в движущуюся к нему черную фигуру, Саид принялся шептать молитву. «Привидение» подходило все ближе и ближе. Легкая дрожь пробежала по телу Саида, он закрыл глаза и еще быстрее зашептал. А когда открыл глаза, увидел перед собой Биби. На ней было ее обычное старое черное платье, а в руке какой-то сверток. Она стояла и смотрела на него мягким взглядом. Из груди Саида раздался вздох облегчения.
— Что вы здесь делаете? — первой нарушила тишину Биби.
— Не знаю! — беспомощно развел руками Саид и показал на небо. — Спроси его… Видимо, на то его воля!
Биби промолчала.
— Далеко идешь? — спросил Саид.
— Шла сюда, к сыну.
— К Надиру? — встрепенулся тот. — Так разве он?..
Не успел он закончить фразы, как из глубины черных скал и деревьев послышался тихий плач флейты.
— О господи!.. — простонал Саид.
Биби прижала ладонь к его губам.
— Тише, — сказала она, — не вспугните соловья! Амаль ждет его песни.
Саид замер. Воздух все больше наполнялся грустной волнующей мелодией. Никогда в жизни не слышал Саид такой тоски, такой жалобы на судьбу. Ему чудилось, что он попал в другой мир. Садовник забыл о себе и сидящей рядом с ним женщине, заплакал. Вдруг флейта замолкла и возникла песня:
— Как задушевно поет! — прошептал Саид. — Под такую песню и умирать сладко!
— Бульбюль! — ответила мать, гордясь своим сыном.
А луна между тем все ярче заливала окрестность, и силуэт Надира был отчетливо виден в ее серебряном ореоле.
— Биби… — позвал Саид.
— Что?
— Ты знаешь, зачем я здесь?
— Откуда мне знать, друг мой.
— Всевышний просветил мой разум. Я хочу, чтобы наши дети были счастливы!
От волнения Биби не смогла вымолвить ни слова.
— Я все передумал, — продолжал Саид, смущенный ее безмолвием, — решительно все… Я хочу, чтобы Амаль и твой сын поженились.
Женщина поднялась. Ей хотелось обнять Саида, целовать его ноги, руки, сказать тысячу горячих, ласковых слов. Но она сдержала себя и ни словом, ни единым жестом не выразила свою безмерную радость.
— Вот за этим я и пришел сюда — обнять, поцеловать твоего сына, — продолжал, словно в бреду, Саид. — Пусть он будет теперь и моим сыном… Они народят нам внуков. Мы будем жить все вместе… построим собственный дом… Не будем больше ютиться по чужим задворкам и сами станем людьми. Аллах поможет нам, благословит нас…