— Благодарю вас!
— Иди с миром.
Заговорщики расстались.
Свадьба назначена на вечер следующего дня, и Гюльшан надо было торопиться. После ухода муллы она достала свой маленький браунинг, поцеловала, сказала несколько ласковых слов и, завернув в темно-коричневую байку, спрятала в книжном шкафу.
Как только наступили сумерки, Гюльшан побежала к месту встречи с Дивана.
— Давно ждешь?
— Д-да, ханум.
Дочь хана несколько секунд молча смотрела на него.
— Что с тобой?
Дивана лихорадило.
— Ханум… — начал он, глядя безумными глазами на Гюльшан.
— Ну, что ты хочешь сказать? — зло спросила она.
— Ханум, побойтесь гнева аллаха!.. Это будет все равно бесполезно. Если Амаль и овдовеет, она второй раз не выйдет замуж. Она любит его и уйдет за ним в тот мир… Нет, я не могу убить его!
— Дурак ты! — вскипела Гюльшан. — Ты не знаешь, что такое женщина! Я все сделаю, чтобы Амаль стала твоей. Завтра на закате ты получишь револьвер и сделаешь, что тебе приказывают.
— Не могу, ханум. Мне и жалко и страшно.
— К дьяволам жалость! Думай только о себе и ничего не бойся.
Взглянув на свою госпожу, Дивана невольно попятился. Глаза ее были до того страшны, что казалось, будто она вот-вот схватит его за горло и начнет душить. Все же он превозмог себя.
— Как хотите, ханум, но я не могу…
— Трус несчастный, червь ползучий!.. — с презрением прошипела Гюльшан. — Завтра же убирайся вон из нашего дома! — И, плюнув ему в лицо, она стремительно удалилась.
«Что делать? Как быть? — металась она по своей комнате. — А что, если воспользоваться любовью Шарифа? — вдруг осенила ее мысль. — Я могу согласиться на все его требования, а взамен потребовать голову Надира?»
Не теряя времени, она послала служанку с запиской к Шарифу, а сама, принарядившись и набросив чадру, поспешно вышла в сад.
Жестокое и бесстыдное решение было ею вынесено. Если Шариф хочет насладиться ее ложем, пусть проявит мужество и покажет ей труп сына Биби.
Шариф не заставил себя ждать. Он пришел на старое место свиданий — в дальний конец забора, разделяющего их владения.
Увидев своего бывшего жениха, Гюльшан ласково заговорила с ним.
— Шариф, милый, пойдем подальше от людских глаз, у меня к тебе серьезный разговор.
Затащив его в самый отдаленный уголок сада, она взяла его руку и, глядя на него искрящимися глазами, прямо спросила:
— Хочешь, чтобы я стала твоей женой?
Шариф встрепенулся. Он попытался было обнять ее, но она ловко выскользнула из его рук.
— Раз я говорю «да», так не будь вором, не торопись! — задрожал ее голос. Но она взяла себя в руки и продолжала: — Шариф, ты знаешь: чувство к Надиру продолжает еще гореть во мне. Он всегда будет стоять поперек нашей дороги… Его надо убрать!
— То есть… как убрать? — спросил Шариф.
— Как хочешь: застрелить, отравить, утопить. Придумывай сам! Ведь это так просто… Разве мало людей, которые убивают друг друга?
— Но я не намерен этого делать!
— А обладать такой девушкой, как я, намерен? Чего ты боишься?.. Мулла Башир и отец сумеют оградить нас от всех неприятностей.
— Нет, Гюль, ты говоришь невозможное.
— Как ты был трусом, так и остался им! Воробьиная у тебя душа!
Шарифу стало не по себе. Белый накрахмаленный воротник душил его, словно петля виселицы.
— Но надо подумать… — прохрипел он.
— Сейчас поздно размышлять и колебаться. Взгляни на меня! За мной охотится немало женихов!
Она сорвала чадру и, приблизив свое лицо к лицу Шарифа, заговорила как помешанная:
— Щеки мои нежнее лепестков тех роз, которые отец ценит дороже своей жизни. Глаза мои всех сводят с ума. И ты каждую ночь будешь находить в них радость… Губы мои, как алая вишня, с них стекает сок страсти… Ими я буду целовать тебя без устали. — Она провела рукой по его волосам. — Я всю себя отдаю тебе… тебе, мой Шариф-джан… Тебе одному!.. — И, обхватив его за шею, она притянула его губы к своим.
— Гюльшан, не терзай меня! — отпрянул от нее Шариф. — И не наводи меня на грех… Ведь я люблю тебя…
Взгляд его блуждал как у безумного. Гюльшан начала осыпать его поцелуями.
— Вот так будет каждый день, каждый час… Только решайся… Я дам тебе свой маленький револьвер…
Потеряв контроль над собой, Шариф схватил ее и начал целовать.
— Прочь! Закричу, опозорю тебя и себя! — вдруг вскрикнула Гюльшан и оттолкнула Шарифа. — Все получишь, если завтра вечером будет покончено с Надиром. Ну, не терзай меня, говори — согласен? Если трусишь сам, найди человека, за деньги любой согласится…