— Хорошо, — еле выдохнул из себя Шариф. — Я могу поехать в горы и поискать кого-нибудь среди горцев.
— Но это долго, Шариф. Я хочу, чтобы завтра на свадьбе покончили с ним. Я, я так хочу, ты понимаешь меня? — И она снова прильнула к нему.
— Ты, ты так хочешь? — заговорил он, ласково заглядывая ей в глаза.
— Да, Шариф, хочу. Хочу для тебя, для нашей любви. Он не должен жить… Не должен!..
— Гюль, ты охвачена огнем бешенства. Одумайся, так нельзя…
— Ах так! — Две звонкие пощечины прозвучали в безмолвном саду, и Гюльшан пустилась бежать.
Семьи Наджиба и Саида мирно сидели за ужином, когда раздался неистовый стук в калитку.
— Аллах милостивый, кто это? — встревожилась мать учителя и обратилась к Надиру: — Сынок, узнай поди, кто решил осчастливить нас и разделить с нами вечернюю трапезу.
Надир мигом очутился во дворе. Отодвинув засов и распахнув калитку, он увидел перед собой женщину в черном покрывале.
— Вы к кому, ханум?
— К тебе, мой дорогой! — шепотом ответила Гюльшан и сбросила с головы чадру.
Надир заметил лихорадочный блеск ее глаз и отшатнулся. Не успел он сообразить, что делать, как возле него возникла безмолвная фигура матери и рядом с ней Наджиб.
— Ай, Гюльшан-ханум! — удивился учитель, узнав дочь хана. — Мать, принимай гостью!
Услышав имя дочери Азиз-хана, Амаль встрепенулась.
— Гюльшан?! — испуганно вскрикнула она. — Эта коварная змея! — Она вскочила, чтобы уйти в другую комнату, но мать учителя остановила ее.
— Не избегай встречи с недругом, дочь моя. Иначе он тебя примет за муравья, которого можно легко растоптать.
Амаль опустилась на ковер.
Поколебавшись мгновение и видя, что ей ничего не оставалось делать, Гюльшан, не надевая чадры, вошла в комнату.
— О Амаль?!. — возбужденно заговорила она, бросаясь к дочери Саида. — Поздравляю тебя, милая, от души, радуюсь твоему счастью!
Амаль в ужасе отпрянула от нее. Она увидела, как в глазах Гюльшан метнулись зловещие искры.
— Тебя, видимо, смущает, что ты оставила моего отца и вышла за Надира? Я одобряю твой выбор.
Подавленная Амаль молчала.
— Ханум, не обращайте на нее внимания, — вмешался Саид. — Она еще не пришла в себя после болезни…
Амаль подняла голову и посмотрела на отца. Только теперь Гюльшан смогла разглядеть ее. Облик Амаль чудесно изменился. Глаза стали живыми, выразительными. Лицо посвежело и еще больше похорошело. Вся она выглядела какой-то одухотворенной, воздушной.
«Ну нет, ты не будешь такой! — поклялась про себя Гюльшан, с завистью вглядываясь в Амаль. — Я сотру с твоего лица лучи радости и счастья. В своем свадебном наряде ты будешь валяться в грязи на кладбище и орошать слезами могилу своего Надира».
И, не обращая внимания на посторонних мужчин, она опустилась на ковер, так и не натянув чадры. Схватив веер, она раскрыла его и начала непринужденно обмахиваться, дерзко оглядывая присутствующих.
Полное забвение обряда, символизирующего целомудрие и чистоту девушки, внезапное появление в поздний час в чужом доме было непростительной дерзостью. Пораженные этим, люди молчали.
— Гюль… какими судьбами? — сухо заговорила, наконец, мать Наджиба.
— Просто так, сама не знаю, бабуся!
— Ну что же, коли так, будь желанным гостем. Что же вы смотрите друг на друга? Отведай, Гюльшан, нашего хлеба-соли, если пришла с добрым сердцем!..
И в полном молчании все ради приличия принялись за ужин.
За едой дочь хана непрестанно переводила взгляд с Надира на Амаль. Неудержимое бешенство одолевало ее. Ей хотелось схватить со скатерти солонку и запустить в глаза Амаль — пусть она снова ослепнет!
Вдруг она встретилась с глазами Биби. В этом взгляде матери Надира она прочитала великую готовность пасть жертвой за счастье своего сына. Боясь испортить своей несдержанностью все дело, она стремительно поднялась.
— Что с тобою, Гюль, не успела прийти и уже уходишь? — удивилась хозяйка.
— Я давно из дому, бабуся. Меня будут искать…
Хозяева не стали настаивать. Биби последовала за Гюльшан.
— Чтоб до глубокой старости остаться тебе старой девой! — шептала Амаль, глядя вслед удаляющейся Гюльшан. — Чтобы за все твои злодеяния судьба покарала тебя на всю жизнь одиночеством!
— Зачем провожаешь меня, Биби? — злобно прошипела Гюльшан, как только они вышли во двор. — Ведь я презираю всех вас и ненавижу. Ненавижу!..
— Утишьте свой гнев, ханум. После свадьбы Надира мы все уедем отсюда.