Ночью солнца нет, флажки и гелиограф бесполезны. Зато огонек сигареты виден почти за километр, как рассказывает знаменитая байка об Англо-Бурской войне 1901 года. "Когда прикуривал первый, бур хватал ружье. Когда прикуривал второй, бур прицеливался. В третьего бур стрелял и попадал в лоб".
Послушав эти хладные былины, моряки извлекли из них рациональное зерно — так появился морской сигнальный фонарь. У англичан он по фамилии изобретателя зовется Алдис, а у нас Ратьер — но "ратьер" это французское слово "угловой светильник", не фамилия.
Суть изобретения: светильник значения не имеет, хоть электрический, хоть мощная свеча, хоть сердце Данко туда запихай. Светильник горит с постоянной силой, а поток регулируется подвижной шторкой или жалюзи. Быстро открыл-закрыл, вот тебе и морзянка. Моряки этим очень часто пользовались, у них ратьер и сейчас штатное оборудование на каждом военном корабле, а правила Ллойда требуют наличия сигнального фонаря на всех яхтах, которые осмеливаются отгребать от берега дальше длины собственной мачты.
Световую морзянку используют не только моряки: любые военные в режиме радиомолчания. Только сейчас вместо сердца Данко нормальная лазерная указка применяется, и смотрят ее на приемной стороне фотоэлементом, не глазами. А принцип тот же: прямая видимость, связь строго по лучу, ничего на сторону не уходит. Это не радиопередатчик, его не запеленговать и самонаводящейся ракетой не попасть.
Вообще, если говорить об экзотических вариантах связи, то как-то давно, в детской книжке о подвигах пионеров-героев, я читал рассказ, как при освобождении некоего советского города тамошний пацан передавал сведения на нашу батарею качанием скворечника. Правда, для этого надо было предварительно договориться с артиллеристами, какие качания что значат — а главное, чтобы они вообще догадались посмотреть вот именно на этот скворечник. Записками тут не договориться и жестами не показать. Кто-то должен был перейти через фронт. Или сам пацан, что как-то мегакруто даже для советских пионеров, ведь ему бы пришлось делать это два раза. Или какие-то связные от артиллеристов — а тогда проще послать хорошо обученного корректировщика с рацией. Раз уже имеется канал через линию фронта.
Тем не менее, сходу записывать историю в сказки я не стану. На Второй Мировой бывало всякое. Скажем, в юго-восточной Азии, всяких там Филиппинах и Австралиях, мелкие корабли с успехом пользовались голубиной почтой. Если кто где влипал в нехорошее, скажем: видел японский флот — то голубю на шею можно было повесить сразу карту или фотографии, что для получателя в штабе намного информативнее, чем невнятный писк о тяжелом крейсере. Плюс, батарейки птице не нужны, жрет она пакетик проса или червячков из-под ног. Бамбуковая клетка весит меньше, чем сундук с передатчиком. Дождя не боится, контакты не отсыревают. В реку упадет — поплывет, а не закоротит. Камень заденет, стукнет-уронит — рации кранты, а клетка только поскрипит да покривится. Голубя не то что заглушить или там сбить — его ни заметить невозможно, ни услышать. Это ж не фэнтези, где у каждого уважающего себя варварского вождя ловчий сокол специально для таких хитровыделанных.
Но в буксируемой ствольной артиллерии, как вы уже догадались, все проще. Флажками под огнем не размахаешься, гелиографом или фонарем сквозь пыль, дым и пожары не проморгаешься. А голубей, скорее всего, сожрут вечно голодные заряжающие. Им, чтобы кидать снаряды в ствол, постоянно белок нужен.
Остается проводная связь. Та самая, где провода зубами зажимали. Потому что на проводе двадцать четыре орудия висит — а где-то там на нейтралке рота под пулеметами ждет артиллерийской помощи.
В лучшем случае рация. Связь голосом, поэтому все слова повторяются. Скажем, команда не "огонь", а "огонь-огонь!", чтобы расслышали и разобрали. Не "пятьдесят", потому что можно перепутать с "шестьдесят", а "полста".
Ну и жаргон, конечно. Коды, сокращения. Та же команда "огонь" может звучать как "триста тридцать три!" или "Пятьсот пять!" — поди разбери, это приказано стрелять залпами или, напротив, свертываться и срочно пушки увозить. По интонации хрен догадаешься, на войне очень мало кто спокойно по рации разговаривает. Особенно если что-то срочное — а в бою оно все срочное, просто по определению. Поэтому даже самые простые запросы звучат нервно и напряженно.