Чем отчетливее становится ее запах, тем быстрее я преследую ее.
Она останавливается, когда мы выходим на поляну. Камень, на котором мы обычно разговаривали и трахались, все еще там, естественный свидетель нашей ебаной тьмы.
Неподвижный объект, который оставался там, даже когда мы этого не делали.
А теперь мы просто вернулись к исходной точке.
Я использую ее нерешительность и хватаю ее, обхватив рукой за талию, одной рукой поднимая ее.
Она визжит, ее хриплый голос эхом разносится в воздухе, а ее крошечное тельце цепляется, извивается и брыкается в моей хватке.
Ее стоны чисты и первобытны, как и мое хриплое дыхание.
Я обнимаю ее другой рукой и несу к скале, пока она борется, пытаясь вырваться из моей хватки, хотя все ее тело, кажется, охвачено пылающим огнем.
К черту борьбу в этой женщине.
Никто, кроме нее, не стал бы пинать и царапать меня, даже когда их глаза сияют от вожделения ко мне.
Это одна из причин, почему я никогда не смог бы уйти от нее, даже если бы захотел.
Я прижимаю ее тело к камню так, что она наклоняется, положив свои сиськи на плоский край. Наоми взвизгивает и бросается вперед, пытаясь убежать. Я шлепаю ее по заднице три раза подряд.
Ее крик — гребаная музыка для моих ушей, он наполняет лес, его духи — единственные свидетели нашей порочности. Наша гребаная реальность.
Порка не убивает ее борьбу, хотя и уменьшает ее, она все еще пытается отмахнуться от моей руки.
Я хватаю ее за оба запястья и завожу их ей за спину, затем дергаю ее голову назад за прядь волос. — Оставайся, блядь, на месте.
— Нет… нееет, отпусти меня!
— Кричи сколько хочешь. Здесь тебя никто не услышит. Есть только ты и я, моя маленькая грязная шлюшка. Неужели ты действительно думала, что я тебя не поймаю? Ты можешь бегать хоть десять лет, а я все равно схвачу тебя за горло.
— Я не убегала…
Ее слова разжигают огонь у основания моего позвоночника. — Прекрати говорить такое дерьмо, когда ты, блядь, это делала.
— Нет… Ты идиот. Я этого не делала! — слезы блестят на ее веках, и я понятия не имею, крокодиловы это слезы или слезы боли.
Я отпускаю ее запястья и волосы, и Наоми со вздохом падает спиной на камень. Но я не даю ей успокоиться. Я хочу быть рядом с ней и трахать ее каждую чертову секунду и никогда не отпускать ее нахрен.
Дотянувшись до ее груди, я расстегиваю молнию на ее брюках, затем опускаю их и ее трусики.
Моя рука опускается на ее задницу одновременно с тем, как я засовываю в нее три пальца. Она промокла от погони, но ее крик пронзает воздух.
Ее ногти царапают поверхность камня, вероятно, в поисках отсрочки от меня, но ее нет.
Ягненка от волка не спасти.
Я трахаю ее пальцами и стимулирую ее клитор достаточно сильно, чтобы она тряслась и стонала.
Все еще засовывая пальцы в ее влажную пизду и вынимая их оттуда, я достаю из кармана флакон с эфирным маслом. Он горел с тех пор, как я положил его туда после того, как спланировал его идеальное использование.
Я убираю руку с ее киски, и она стонет, разочарованный звук, который для моих ушей подобен музыкальному шедевру.
— Оставайся на месте, блядь, — приказываю я, затем выливаю масло на обе руки. Его сильные ноты кедра, розмарина и сосны наполняют воздух, когда я бросаю стеклянную бутылку на землю.
Моя ладонь натирает ее влагалище, и она стонет, даже если в ее напряженных мышцах все еще идет борьба. — Твой муж подумал, что это была гениальная идея — прислать мне масла и напомнить мне, что он тот, к кому ты возвращаешься каждую ночь. Поэтому я собираюсь заполнить твои дырочки его драгоценными маслами, чтобы, когда он почувствует их запах и увидит мою сперму на твоей пизде, он знал, кому ты на самом деле принадлежишь.
Она корчится на камне не из-за борьбы, а из-за потребности в трении.
— Такая жадная маленькая шлюха, моя Наоми. Тебе нужно наполнить эту киску?
— Ммм…
— А как насчет твоей другой дырочки?
Я раздвигаю ее ягодицы и засовываю внутрь смазанный маслом палец. Она напрягается, ее позвоночник вздрагивает, прежде чем она расслабляется рядом со мной.
— Он почувствует запах меня и своих гребаных масел на твоей заднице тоже. Он будет видеть меня повсюду в тебе.
Ее дыхание прерывается, и я знаю, что она близка к оргазму, но я не доставляю ей этого удовольствия и вытаскиваю свои пальцы.
— Себастьян… — умоляет она, ее возбужденный голос — гребаный афродизиак для моего изголодавшегося члена.
Я опускаю свои спортивные штаны и натираю свою длину этим гребаным маслом.
— Умоляй, чтобы мой член заполнил твою пизду, Наоми.
— Пожалуйста… — бормочет она, едва слышно.
— Еще.
— Пожалуйста, наполни меня.
— Я этого не слышал.
— Пожалуйста, наполни меня своим членом. Пожалуйста, я хочу этого. Мне это нужно. Пожалуйста…
Ее шепчущие стоны, их надломленность сводят меня с ума. Я вхожу в нее с глубоким стоном, затем смотрю, где мы соединяемся, когда я добавляю еще один палец в ее задницу. — Твоя пизда, блядь, создана для меня, детка. Разве не так?
— Да! Да!
— А теперь скажи мне трахнуть тебя так, как мы оба этого хотим.
— Жестче… быстрее… грубее… Заставь меня взять весь твой член… накажи меня… владей мной… дай мне все, что ты можешь предложить, даже если я не могу этого принять…
— Фуууух! — я чуть не кончаю тут же, но сдерживаюсь и въезжаю в нее с тем темпом, который сделал нас Себастьяном и Наоми.
Мы извращены. Мы облажались. Но мы — это мы.
— Еще… пожалуйста… возьми меня, Себастьян. Пожалуйста. Не сдерживайся. Сделай меня такой мерзкой и грязной, какой ты хочешь меня видеть…
Я вытаскиваю почти сразу же, затем врезаюсь обратно, заставляя ее кричать.
Держа ее за затылок одной рукой, я двигаю другой в ее заднице, покрывая ее маслом и глубоко вонзаясь. Я подстраиваюсь под бешеный темп моего члена, пока развратное чувство удовольствия не становится всем, что я могу чувствовать.
Она сжимается вокруг меня, дрожа от оргазма, и я выскальзываю из ее влагалища. Ее бедра дрожат, а ноги едва несут ее.
Я раздвигаю ее ягодицы и засовываю свой твердый как камень член внутрь, постанывая от того, какая она тугая.
Наоми вскрикивает, даже когда она покачивает своей задницей, принимая в себя больше моей толстой длины.
Я скручиваю ее клитор, затем вгоняю три пальца в ее влагалище, трахая ее в задницу. Я делаю это жестоко, грубо, выходя из-под гребаного контроля.
Сейчас она рыдает, умоляя меня остановиться, но потом шепчет: — Еще, пожалуйста, еще…
И я отдаю это ей.
Я отдаю ей все, что есть во мне, и дело не только в сексе.