- Это хорошо, Семен Иванович. А то дернула вас нелегкая побриться, когда не надо, - ответил высокий, худой рулевой, поглядывая на камни, на которых с удочками сидели рыболовы.
- Да кто бы мог подумать, Кондаков, что в такую ночку выйдем. Штормяка вон какой разыгрался.
- Самая наша погодка, - усмехнулся Кондаков. - Месяц ее ждали…
- Дождались… Нам еще далеко?
- Вообще… далеко! - щуря узкие карие глаза, протянул Кондаков. Он убрал с высокого лба прядь черных волос. - Не нравится мне въезд в Бугровой.
- Узнают? - усмехнулся собеседник.
- Узнать меня трудно. В Бугровой ездил мальчишкой, потом в шестнадцатом, - ответил Кондаков. - А последний раз довелось побывать во время войны. Только ночью, глубокой ночью… Немцы не дотянули до поселка, выслали конную разведку прикрыть меня.
- Говоришь, Прохор там?
- Был. Виделся…
- Забыл?
- Напомнил лагерь. Понял, - ответил Кондаков.
- И сейчас там. Долго держится.
- Он не работает, - насмешливо улыбнулся Кондаков. - Так, Семен Иванович, не мудрено уцелеть.
- Значит, в Бугровом все в порядке, - весело улыбнулся Семен Иванович. - Так что же тебе не нравится?
- В поселке народа много, - Кондаков вздохнул. - С лодкой такие путешествия вредны, многим на глаза попадаешься.
- Не трусь! - резко сказал Семен Иванович. Прищурив серые, чуть желтоватые глаза, насмешливо продолжал: - Степняки - народ спокойный, гостеприимный, в наших делах не искушенный, это не приграничный житель… Начали мы неплохо. - Выколотив трубку о борт, вытащил кожаный кисет, достал щепоть табаку, запихал его в трубку. - Нам дела на шесть дней, а после пусть хоть весь свет на меня смотрит. Что, у меня на лбу написано, чем я занимался? - он жадно втянул воздух тонкогубым ртом, подрожал ноздрями прямого носа. - А там с нашим вознаграждением… эх, поживем!
- Тогда, конечно, можно будет, - согласился Кондаков.
Они помолчали. Раскурив трубку, Семен Иванович посмотрел на оставшийся позади городок, спросил:
- А все-таки, точнее, почему ты не хочешь въезжать в Бугровой?
- Нам надо в степь, а лодку куда? - спросил Кондаков, потирая резко выдавшуюся скулу. - Может, она еще и нужна будет? Связаться по воздуху кое с кем придется - в поселке сразу засекут место. Давайте-ка, пока не поздно, изменим маршрут.
- Да-а. Пожалуй, ты дельное говоришь, - Семен Иванович достал карту. Разложив ее на коленях, долго молчал.
Кондаков завозился на корме. Семен Иванович поднял взгляд, спросил:
- Что еще?
- Не хотелось бы мне встречаться с Матвеем… в поселке, - пряча глаза, ответил Кондаков. - В степи… еще куда ни шло.
- Братец назад переметнется? - быстро спросил Семен Иванович.
Кондаков с глухой тоской в глазах коротко взглянул на Семена Ивановича и, явно не желая вступать в спор, с раздражением ответил:
- Опомнится… Захочет жить по-человечески.
- Та-ак, ясно-о, - протянул с презрением Семен Иванович. - Ну, если уж ты так говоришь, то твоему братцу сам бог велел: встретить нас и спокойно предать, - Семен Иванович сердито запыхтел трубкой, со злостью сплюнул за борт. - Ни черта я не понимаю вас, бывших! То вам хочется вернуть все былое: и поместья, и славу, и власть; а то вдруг - ничего этого вам не надо - лишь бы жить в России!
- Побыл бы в нашей шкуре…
- Э, чепуха! Родина там, где деньги и власть! Вот вернешься отсюда, захочешь - и Монако родиной станет, хотя государство с ладонь! А деньги на стол - и почетным гражданином Ватикана будешь!
- А России? - вдруг со злостью спросил Кондаков. И, не дожидаясь ответа, с тоской сказал: - Нет!.. - потом, горько усмехаясь, заговорил: - Да и Матвей при царе-батюшке богатств, кроме игрушек, не знавал, возвращать ему нечего… а потерять он может… многое!
- А ты отсоветуй, - тихо, с еле заметной угрозой, проговорил Семен Иванович.
- Отсоветуй? - с горечью протянул Кондаков. - Уже поздно… Если Матвей согласился на встречу с нами, то, видно, вы его крепко взяли до рук.
Семен Иванович подозрительно взглянул на Кондакова. Тот выдержал его взгляд и резко сказал:
- С ним я могу встретиться только один на один.
- И если?.. - многозначительно спросил Семен Иванович.
Кондаков презрительно улыбнулся, ответил:
- Не понимаете вы бывших… Успокойтесь, своей шкурой я еще дорожу.
…Ночь лодка шла под парусом. После лопатинских промыслов, что расположены в устье Терека, стали реже попадаться на ее пути рыбачьи подчалки и куласы охотников. Отсюда к северу начались безлюдные меляки. Сидевший за рулем Кондаков временами клевал носом, испуганно вздрагивал и снова следил за компасом.
Утром, когда при ярком свете солнца еле угадывались вдали прибрежные камыши, руль зацепился за дно. Кондаков разодрал веки, слипающиеся от бессонной ночи, осмотрелся, громко сказал: