— Странно видеть такое вот украшение в православной библиотеке. Как я понимаю, рыцарские ордена создавались под эгидой католической церкви. А тевтоны вообще были нашими заклятыми врагами, не только православия, но и государства. Это ведь враг? Конечно враг! Вон, смотрите, какая злобная у него рожа, — говорю я Феодосию.
Рожа у него и впрямь лучше во сне не видеть. Мастер постарался, создавая тип законченного воина-садиста, которого не остановят ни жалобные женские вопли, ни детский писк. Горбатый, загнутый крючком нос, как у стервятника, черные топорщащие в сторону усы, большие, похожие на щетину разозленного дикого кабана, перекошенный в злобном оскале рот — такое не скоро забудешь. Чтобы показать, что перед нами бывалый, опытный воин, ваятель изобразил на одной из щек длинный и рваный шрам, идущий от глаза до челюсти.
— Несколько месяцев назад, — объясняет преподобный отец, — мы при поддержке местного краеведческого музея проводили…. забыл слово, модное такое…
— Сейшн?
Владыка неодобрительно смотрит на меня.
— Акция? — снова подсказываю я.
— Вот-вот, акцию. В одном из залов музея была устроена выставка, посвященная истории православия. На ней много чего было. Развитие иконописи, стиль православной архитектуры, документальные материалы, посвященные деятелям церкви, книги, рассказывающие о житие святых угодников, подвижников. Немало было уделено внимания борьбе православия против агрессии со стороны католиков-иезуитов, разных таких орденов, которые Рим натравливал на наши земли. Была и выставка восковых фигур, где выставлялся и этот крестоносец.
— Для наглядного образа врага?
— По замыслу экспозиции, напротив него стоял православный инок, держащий распятие.
— То есть вооруженный воин-рыцарь против безоружного монаха, который все равно сильнее потому, что на его стороне Бог?
— Вы верно понимаете суть. После выставки часть экспонатов передали нам, в том числе две упомянутые фигуры. Мы их так и поставили друг против друга.
Феодосий показывает мне место, где стояла вторая фигура. Я узнаю, что она находилась близко к отопительной батарее и за зиму основательно деформировалась, поэтому ее вернули в мастерскую на ремонт, где она находится в настоящее время.
— А меч, он что, тоже из папье-маше?.. Со стороны выглядит как настоящий. — Не сдержав любопытства, я протягиваю руку и прикасаюсь к лезвию. Клинок оказывается настоящим, мало того, может запросто дать сто очков вперед лезвиям от фирмы «Джилетт». Я совсем не почувствовал боли, а понял, что порезал палец, потому что увидел на нем капельки крови.
— Осторожно, — с опозданием скрипит позади Владыка. — Меч острый!
— Спасибо за своевременное предупреждение, но, представьте себе, я и сам об этом догадался. А что этому чучелу так необходимо иметь отточенное по рукоять оружие? Кстати вы знаете, что это, мягко сказать, уголовное преступление? Иметь такой вот ножичек.
— Чепуха. У нас есть разрешение. Все формальности соблюдены. Я же говорил, что экспонат нам подарили.
— Вместе с мечом?
— Вместе. Не с палкой же ему стоять. Организаторы выставки специально его наточили, чтобы впечатление усилить. А чем собственно дело, Сергей?
Я же, осматривая клинок, очень жалею, что со мной нет неотъемлемого атрибута всех Шерлоков Холмсов и Эркюлей Пуаро — увеличительной лупы. Если же верить моим невооруженным глазам, то на лезвии нет ни следов крови, ни зазубрин, как если бы им рубили по чему-то твердому. Архиепископ тем временем начинает потихоньку раздражаться, так как не видит смысла ни в моих вопросах, ни в действиях. Он не понимает, почему я так прицепился к этому мечу. А и в самом деле, чего это я решил, что он может иметь отношение к убийству Никитюка и Перминова? Не думаю же я, что кто-нибудь из здешнего контингента мог на время позаимствовать этот ножичек, чтобы оттяпать прокурору голову и все остальное? Спереть сто тысяч — это понять можно. Как любил говаривать Гриша Распутин: «Не согрешишь, не покаешься, не покаешься, не спасешься». Но чтобы православная духовная особа, замочив мирянина, совершала нелепые языческие обряды — это перебор.
— Холодное оружие — моя слабость, — говорю я архиепископу, возвратив оружие его восковому хозяину, и, чтобы клиент окончательно не потерял терпение и не разочаровался во мне, перехожу к главному: к кругу подозреваемых лиц, вернее тех, кого святой отец определил к таковым.
Их четверо. Двое духовных: иерей Гедеон Воронов, заведующий библиотекой и архивом Макарий Диев. И два целиком цивильных: завхоз Пургин и водитель Кирилл Толстопятов. Именно эти люди, предположительно, могли находиться рядом с кабинетом Владыки и слышать, о чем тот разговаривал со своим гостем.