В Питере я первым делом звоню Альваресу, чтобы загрузить его целой кучей ценных указаний и только после этого с замиранием в легких и дрожью в ногах, отправляюсь в аэропорт.
Глава XIII
1
Сопровождаемый Хуаном Альваресом, я вхожу в приемную архиепископа Феодосия. С тех пор, как я был здесь в последний раз, ничего не изменилось, разве что отсутствует секретарь Ольга Ивановна, а на ее месте сидит библиотекарь Макарий Диев и тоже терзает пишущую машинку.
— Доложите, владыке, что пришел Сергей Лысков.
— А что докладывать? — ерепинится Диев. — Он и так вас примет. День сегодня приемный. Занимайте очередь и ждите.
Я оглядываюсь: кроме нас тут еще восемь человек. Делать нечего, мы с Альваресом усаживаемся на стульчиках, расставленных вдоль стены, и ждем, пока святой отец не увидит нас в камеру.
Когда выходит посетитель, одновременно с ним на пороге показывается Феодосий и делает мне знак зайти. Толкаю Вано под бок.
Непохоже, что архиепископ находится в самом лучшем расположении духа. У него впалые щеки и кожа цвета плохо заваренного чая. В ответ на мое приветствие он только слегка кивает.
Представив своего спутника, я умолкаю, жду, когда он начнет меня спрашивать, как прошла поездка, но он тоже молчит. Слышно как тикают кварцевые часы на стене. Я сдаюсь первым.
— Мы не вовремя? — спрашиваю я святого отца.
— Почему вы так решили?
— Выглядите вы так, что к вам лучше не подходить.
— Вы не знаете, как будете выглядеть в мои годы! — недовольно скрипит он, вынимает большой белый платок, которым вытирает вспотевшее лицо. — Хотя вы правы, мне действительно нездоровится. У меня куча разных болячек, еще с лагерей. Язва вот разыгралась. Наверное, придется лечь на операцию.
— Может нам, в самом деле, зайти в другое время?
— А что, у вас такие неутешительные новости?
— По правде, говоря, да.
— Ваша поездка оказалось безрезультатной? Я не ожидал вас так скоро.
— Напротив, она оказалась более чем удачна. Быстрота и качество — визитная карточка нашей фирмы!
— Так в чем же дело? Говорите!
— Отец Михаил, ну Михаил Карелин, этот ваш любознательный богослов и «бессребреник» — убийца! Много лет назад он убил человека и отсидел за это десять лет. Когда он вышел на волю, к тому одному убитому прибавилось еще трое. А настоящее его имя Дмитрий Федорович Лаптев. Но назвал убийцей его я не поэтому. Те люди, которых он убил — бандиты, и другой участи они и не заслуживают. Убивая, он пытался на свой лад восстановить справедливость и не мне его осуждать за это. К слову, те деньги, которые он пожертвовал в монастырскую кассу, он отнял у бандитов, а те, в свою очередь, отняли их у предпринимателей в результате вымогательства.
— Подробности! — мрачно командует Феодосий.
Я сообщаю ему подробности. Рассказываю всю историю Лаптева-Карелина, упомянув, что один из бывших работников уголовного розыска опознал его по фотографии. О том, что случилось с самим бывшим работником угрозыска умалчиваю. Вряд ли ему это будет интересно. Зачем загружать столь высокое духовное и к тому же больное лицо лишней информацией. Правильно?
— То, что случилось, было давно, — вздыхает Феодосий. — Человек расправился с бандой подонков. Да, с точки зрения закона, он совершил преступление. С точки зрения церкви, всякое убийство тоже грех, всякое. Но, отомстив за себя и свою сестру, этот человек решил службой Всевышнему искупить все свои грехи перед Богом и перед людьми. То, что он не воспользовался деньгами, полученными нечестным путем, а решил направить их на праведное дело — это только плюс ему. Есть хорошая притча: о виноградаре и работниках. Один хозяин нанимал себе работников…
— Да знаю я эту вашу притчу и не могу сказать, что она сильно укрепила меня в вере, — невежливо перебиваю я. — Один пашет целый день, как ишак, а другой приходит только под вечер получает столько же, как все остальные. Семьдесят лет мы жили согласно этой притче, а многие и сейчас не прочь продолжать в том же духе и придти на готовое.
— Вы ничего не поняли! — сердится владыка. — И все оттого, что погрязли в материальном, что привыкли измерять все размерами ваших желудков и остротой зубов. Речь ведь совсем о другом. Имеется в виду, что к Богу обратиться никогда не поздно, и в двадцать семь, и в семьдесят семь. Главное, чтобы вы были по настоящему искренни в своих намереньях и тогда Господь примет вас к себе. Вот о чем хотел сказать Иисус этой притчей.