— Милицию я поставлю в известность, ничего не поделаешь. Обещаю сделать это аккуратно и не рассказывать им про кражу в вашем кабинете, если того не потребуют обстоятельства. Пока я свяжу его имя только с Перминовым, а там будет видно.
Пейджер Альвареса прерывает меня. Он снимает его с пояса.
— Срочно позвонить в контору, — вслух читает он сообщение. — Вы позволите, владыка?
Не дожидаясь разрешения, он хватает трубку и набирает номер Царегорцева. Называет себя. Слушает. Не прощаясь, вешает трубку.
— Shit! — ругается он, полагая, что архиепископ по-американски не в зуб ногой.
— Что случилось? — спрашиваю.
— Новенького охранника завалили! — восклицает он. — Хрулева.
— Как! Совсем!?
— Нет, но чердак ему расквасили конкретно. Он сейчас в травматологии, в реанимации. Сегодня он следил за Карелиным!
Моему возмущению нет пределов. Я говорю это Альваресу очень коротко, но очень доходчиво. Вжавшись в кресло, старичок-архиепископ молча слушает меня.
— Хорош же ты, Вано, нашел кому поручить слежку, — говорю я, немного успокоившись. — Его и со старого места выкинули за разгильдяйство!
— А что ты хочешь? Людей ведущих наружное наблюдение надо постоянно менять, чтобы не примелькались. А их у нас не очень много.
— Я вижу как он «не примелькался».
— Но может быть это не связано с отцом Михаилом? — вмешивается в наш спор преподобный, которому мы сообщили суть дела.
Альварес в ответ только иронически хмыкает, что не оставляет ни малейших сомнений в том, что он думает. Я же очень боюсь, как бы скромняга Михаил, поняв, что дело пахнет паленым, не дал тягу. С такими деньгами, как у него, он может так заныкаться — концов не найдешь. Опыт у него в этом деле большой.
— Что вы намерены предпринять? — в который раз за сегодняшний день спрашивает Феодосий.
— Срочно поставить в известность правоохранительные структуры. Пусть объявляют розыск.
В кабинет без спроса снова входит Диев.
— Владыка, — говорит он, — там народу уже собралось, человек с пятнадцать, волнуются. Просили спросить, будет сегодня прием или нет? Ждать им или нет?
— Пятнадцать человек, — ворчит Феодосий. — Спрашивал чего им?
Диев начинает перечислять:
— Иерей Владимир из Правдинска просит дать ему другой приход. Говорит, вы обещали подумать. По семейному положению, говорит. Отец Николай с жалобой на настоятеля Желтоводского монастыря. Монах из Вознесенского монастыря только что пришел, по личному вопросу. Один мирской, оказался назвать причину, тоже сказал по-личному. Остальные испросить благославление на венчание. Все ранее разведены.
— Пост на дворе! Какое им теперь венчание! — вскипает его преподобие.
— Так я им сказал. Но они хотят заранее подготовиться.
— Короче, священникам, монаху и тому, кто по-личному, скажи пусть ждут. А остальные пусть уходят. Пусть после Пасхи приходят.
— И еще вот. Отец Михаил из Андреевского храма пришел минуту назад. Говорит, что у него срочное к вам дело. Он сейчас в библиотеке.
Мы с Альваресом переглядываемся. Владыка же, метнув быстрый взгляд по стол на экран монитора, выпроваживает Диева из кабинета.
Итак, Карелин, ускользнувший от нашего человека, никуда бежать не собирается. Значит, чувствует себя вполне уверено. Время на обмен впечатлениями у нас нет. Феодосий прикладывает палец к губам, а потом манит нас пальцем. Мы встаем сзади архиепископа. Альварес справа, я слева. Смотрим на экран системы наблюдения. Лаптев-Карелин внутри библиотечного зала. Он не спеша кладет на стол темную папку, потом подходит к книжному стеллажу и водит пальцем по корешкам книг. Выбирает одну, но вместо того, что пройти к своему столу, по-воровски оглядываясь на двери, прямым ходом шпарит к «Апостолам на Синайской горе» и припадает к ним ухом. Если у владыки еще и были какие-то сомнения на его счет, то после увиденной картинки, они исчезают.
Однако надо бы нам что-то сказать, если мы будем молчать, это вызовет у него подозрения, но Вано как и меня почему-то переклинивает. Феодосий находится первым.
— Ну, вы голуби и даете, — сердито говорит он, — где же это видано, чтобы православная церковь венчала однополые браки. Как вы только додумались до такого, чтобы придти сюда с такой просьбой. Неужели вы даже на секунду подумали, что я дам вам такое разрешение. Как у вас только ноги не подвернулись идти сюда. Может, где-то на западе, где на эту пакость закрывают глаза, у вас бы этот номер и выгорел, но по нашим православным, единственно правильным канонам, содомия есть грех. И то, что пришли сюда с такой просьбой — это в двойне, в тройне грех! — Мы с Альваресом, потеряв дар речи от выверта Феодосия, молчим. — Вон с глаз моих, бесовское отродье, — заканчивает монолог владыка, — вон, пока я палку не взял!