Мать Тараса, обеспокоенная тем, что сын никак не избавится от подростковой увлеченности девушкой, которая скатывалась все ниже в своем желании заполучить другого, начала надеяться, что теперь-то все исправится. И в большом городе Тарас, наконец, поймет, что достоин большего.
Но тот, возвращаясь каждые выходные домой, замечал только Аню.
Нет, он встречался с другими, гулял с девушками, но… Но.
Может, и права была мать в чем-то. Возможно, ему, в самом деле, навели порчу, или сглазили. Сейчас Тарас не мог придумать ни одного разумного объяснения той странной помешанности на Ане.
Разве что неубедительна теория о манящей сладости недоступного плода, да желания доказать той, которая его отвергла, как она была неправа.
Но Анька ждала Леню из армии.
А когда дождалась - все вернулось на круги своя. Они трое, будто ходили по замкнутому кругу, раз за разом переживая одни и те же ситуации, и никак не могли вырваться из этой трясины. И даже то, что Тарас успел окончить институт и начать собственный бизнес - не помогло ему избавиться от этого дурмана безответной юношеской любви.
Пока, однажды, Анька не додумалась навсегда привязать Леню к себе, решив забеременеть.
Вот только тот не оценил такой идеи.
И только рассмеялся, послав ее подальше, запивая смех очередной рюмкой самогона, когда Анька обрадовала будущего "отца".
И она, как обычно, пошла плакаться к Тарасу. А он по непонятной, беспросветной дурости решил, что это и есть его шанс показать, насколько он лучше Леонида.
Отбивная подгорела.
"Что ж, надо было за мясом следить, а не предаваться воспоминаниям", посмеялся Тарас над самим собой. Но и наливая себе в бокал еще коньяка, не мог прекратить поток мыслей, которые упорно прорывались сквозь странную дверь в памяти, почему-то, оказавшуюся сегодня распахнутой.
Аня согласилась не сразу.
Господи! Да он ее еще уговаривал.
А она все надеялась, что Леня вернется. И бегала к нему. И пила. Хоть Тарас не раз и не два пытался объяснить ей, насколько это вредно для будущего ребенка.
Когда же родители Тараса узнали, что он собирается жениться на "этой", которую в их городке давно приравняли к шлюхе, мать забрала скорая.
После ее возвращения из больницы - дома собрался совет.
Сейчас Тарас искренне не понимал, почему не послушал слов умных людей. Пусть те и не имели высшего образования, но за их плечами была вся жизнь, которая порою, значила больше любого диплома.
Но он не слышал ни причитаний матери, ни негромких слов тети, которая пыталась вбить племяннику в голову, что не будет ему жизни с той, что помешано и одержимо любит другого. Что стоит Лёне в очередной раз сменить гнев на милость, и она все бросит, побежит к тому, к пьянице без нормальной работы и образования, к тому, кто ничего не имеет и просто ноги вытирает всю жизнь об Аньку. Все равно - побежит.
Он только молча выслушал это все, как обычно, не сказав ни слова, а потом, все равно - поступил по-своему.
Тарас оказался просто безмозглым дураком, поверив слову Ани, что та возьмется за голову и начнет жить заново, что больше не будет оборачиваться назад. Какое-то время Тарасу даже казалось, что она счастлива с ним.
Они расписались, когда Аня была на седьмом месяце.
А уже через полгода, приехав на день раньше к жене в село, куда та поехала "проведывать мать", обнаружил ее с Ленькой, обоих "в стельку" пьяными, посреди страстного секса, перемежающегося матами.
Женька, которому едва исполнилось четыре месяца, лежал в той же комнате и надрывался от крика. Но любовникам, видимо, было не до собственного сына.
Тарас до сих пор помнил то, что ощутил в тот момент.
Пусть и прошло почти три года.
Не было гнева или ярости. Ничего подобного.
Пустота. Отвращение.
И, наконец-то, прозрение.
Ясное видение того, к чему он так долго и упорно стремился, веря, что именно Анна - предел его мечтаний.
А еще, жгучее чувство стыда от того, что не желал слушать никого, не хотел внимать разумным доводам, и в итоге - позволил сделать из себя полного дурака.
Анька хоть засмущалась.
Леня же, ничуть не стесняясь, еще и предложил ему присоединиться.
- Чего тут стесняться, узкий семейный круг, - со смешком, заплетающимся языком, предложил "друг".
Тарасу хотелось просто уйти и вымыться. Желательно, с хлоркой. Но крик ребенка не отпускал его.
Он поинтересовался, собирается ли Леня забирать его жену и сына на собственное попечение. На что тот только расхохотался, и сказал, что ему "эта" и так даст, сама прибежит. А постоянно под боком Анька ему сто лет не нужна.
Аня расплакалась, начав устраивать очередной скандал.
Но никого ее пьяные слезы не тронули.
Тарасу она уже тоже не была нужна.
В один момент женщина, во имя которой он делал всё на протяжении взрослых лет своей жизни - оказалась той, которой ее и называла мать Тараса.
Он испытывал отвращение и к Аньке, и к себе, в равной мере, за то, что позволил водить ей себя за нос и использовать, как "запасной вариант", пока Леня не позовет. И винить было некого.
Не сказав этим двум больше ни слова, он ушел, забрав Женьку, и отнес ребенка к матери Аньки, ничего не объяснив. Но тетя Маша и так все поняла.
Она плакала, просила Тараса не бросать ее дочь, говоря, что тогда та совершенно пропадет. Тарас мог бы сказать ей, что и он не собирается больше спасать Аньку.
Но когда тетя Маша упомянула внука, Тарас задумался.
Этот ребенок не был его сыном. Да и привязаться к нему он особо за четыре месяца не успел. Но…все-таки. Что-то было.
И потом, Тарас не единожды видел в своем городке кошмар, в который превращается жизнь ни в чем не повинных детей, с такими матерями, какой стала Анька, если малышам не на кого было больше рассчитывать.
Он ничего не ответил на слезы своей тещи. Только сказал, чтобы она покормила ребенка.
И ухал на рыбалку на три дня.
Нельзя сказать, что Тарас так уж был озабочен тем, чтобы ловить рыбу. Просто нуждался во времени и пространстве, чтобы хоть как-то переосмыслить свою жизнь теперь, когда все столпы его взгляда на мир рассыпались гнилой трухой.
Когда Тарас вернулся домой, его мать, уже знавшая все, надеялась, что уж теперь-то сын точно разведется. Но Тарас не подал на развод.
И сам до конца не смог бы, наверное, объяснить, почему. То ли из-за мольбы тети Маши, то ли из-за Женьки, то ли просто потому, что ему все, совершенно все в жизни стало совершенно безразлично.
Он не общался с Анькой. Даже не замечал, порою. Она перестала для него существовать, превратившись в пустое место.
Тарасу не было дела до того, что она все больше и больше скатывается вниз, попадая в зависимость от алкоголя, собственной неудовлетворенности жизнью, и глупости. Его не волновало, что его жена превратилась в банальную шлюху. Но Тарас и не собирался спускать ей с рук, если та совершенно теряла меру.
Анька знала, что если Тарас сорвется, то уже ни на что не посмотрит.
Ни для кого не было секретом, что в их городке физическое "воспитание" жен имело место. И именно так ему советовали поступить многие знакомые.
Тарас не думал, что сможет когда-то поднять руку на женщину. Даже на такую, как эта.
Но вот припугнуть угрозой - он был вполне в состоянии.
Да и потом, у него имелись на нее иные методы воздействия. Анька полностью зависела от него, так и не сумев ни получить образования, ни прижиться на тех работах, куда пыталась устроиться после школы.
Так они и сосуществовали.
Большую часть этих трех лет Тараса не интересовало ничего, кроме данного, конкретного времени. Он просто жил каждым новым днем, получая удовольствие от того, что любил. Ездил с друзьями на рыбалку и охоту, работал, встречался с девушками, если те вызывали его интерес, не считая, что совершает какое-то преступление. В понимании Тараса - у него не было жены.
А развестись с ней ему мешало, вероятно, только банальное нежелание ввязываться во всю эту волокиту, да опасения за судьбу пасынка.
Там, в той комнате, глядя на этих двоих, Тарас понял одну вещь - он не был великим и могущественным героем из детской книжки. Нет.
Тарас оказался самым обычным человеком. Который так же совершал ошибки, игнорировал хорошие советы, а порою, стыдился и боялся признать собственный просчет, просто игнорируя проблему.
Но последние несколько месяцев что-то стало исподволь грызть его. Что-то заставляло Тараса вновь и вновь возвращаться в мыслях к прошлому. Обдумывать, анализировать.
Он понял, что хочет от жизни большего. Но пока опасался признаться даже себе в этом, испытывая страх, что и такое желание может оказаться очередным крахом.
Но, все же, странным образом поддался случаю и купил эту квартиру, когда подвернулась возможность. Теперь, возвращаясь в город, он все чаще оставался именно в ней, понемногу перевозя сюда вещи.
А сегодня… сегодня, он впервые ощутил настолько выраженные эмоции.
Впервые за последние три года понял, что еще может ощущать что-то внутри, кроме ехидства и снисхождения к миру и устремлениям людей, населяющих его.
Он почувствовал себя живым.
Черт. Даже занимаясь в эти годы сексом с разными девушками, он не чувствовал и толики той бури эмоций, которую вызвало простое прикосновение к Наде.
Тарас не мог не думать о том, что бы ощутил, поцелуй он ее, поддайся желанию, и пойди дальше… И почти неконтролируемо хотел попробовать.
Но, кроме этого, кроме всего того взрыва ощущений, он не мог забыть взгляд ее серо-голубых глаз, который просто кричал, что она хочет его. Именно его. Пусть они встречались лишь дважды. И не как "запасной вариант". А как самый желанный. Даже, если только в этот момент.
На него так не смотрел никто.
И сейчас, вспомнив выражение глаз Надежды, он отбросил вилку, резко схватив бокал, и глотнул коньяка полным ртом, обжигая горло. Тарас давно научился опасаться таких надежд, какие всколыхнули в нем глаза Нади.
"Надежда", Тарас задумался.
Слишком уж символичным показалось ему имя этой девушки, а может коньяк уже начал действовать, одурманивая разум. Он не был суеверным, несмотря на долгие истерики матери. Но так много мелочей…
Глупо, конечно. Но когда Тарас поднялся сегодня днем на двадцать пятый этаж, в поисках нотариуса, чтобы урегулировать вопросы по квартире, он впервые остановился, задумавшись над словом, которое обсуждали сидящие в очереди женщины.
Те говорили о разводе.
Дожевав отбивную, которая оказалась вполне сносной, Тарас помыл тарелку.
Прихватив свой бокал, он опять вышел на балкон, рассматривая вид района в наступающих сумерках. И сам не заметил, как уперся бессмысленным взглядом в окна дома, стоящего за магазином, снова и снова вспоминая последние три года.
Вернувшись в квартиру через час с пустым бокалом, Тарас наконец честно признался сам себе, что не хочет так прожить всю жизнь.