Влезть в мастерскую через чердачное окно и вправду было непросто и рискованно. Но Есеня давно хотел испробовать одну маленькую хитрость: воспользоваться колодезным журавлем. Звягу подняли наверх вдвоем, он закрепил веревку на потолочной балке, и по ней благополучно поднялись Есеня с Суханом.
- Ну Балуй! Ну ты голова! - сказал Сухан, последним влезая в узкое окошко.
Есеня подмигнул ему и с победным кличем кинулся по лестнице вниз:
- Девки! Просыпайтесь! Балуй пришел!
Несмотря на то, что некоторые из них были старше Есени лет на десять, а то и больше, мальчишек они все равно принимали за серьезных поклонников. В ответ раздались радостные визги, дверь в спальню распахнулась, и Есеня ввалился в объятья теплых и румяных со сна белошвеек.
В первый раз его привел сюда знакомец, давно искушенный в таких похождениях. Есене тогда едва исполнилось пятнадцать лет. Он еще не знал, зачем мужчины ходят к женщинам, чувствовал себя не в своей тарелке, отчего бычился и грубил. Пухленькая Сияна, старшая среди белошвеек, увлекла его за ширму - имела она такую привилегию, - и там Есеня впервые познал любовь.
Теперь же он приходил сюда как завсегдатай, которому неизменно радовались. Есеня готов был любить каждую из них и всех сразу - юношеская кровь кипела, и страсть плескалась через край.
- Девушки, я вас люблю… - томно выговорил он и состроил самую обаятельную физиономию, на которую был способен. Впрочем, в темноте ее никто не оценил.
Сухан и Звяга, не менее любимые белошвейками, тоже оказались в спальне, кто-то зажег лампы, девушки занавесили окна поплотней и усадили дорогих гостей на кровати.
- Кушать будете, мальчики? - спросила молоденькая Ивица.
- Да! - хором выкрикнули герои-любовники. Пиво пивом, а Есеня даже не обедал.
Их кормили рыбным пирогом, который они уминали за обе щеки, млея в объятьях соскучившихся по ласке красавиц.
- Балуй, а что это у тебя кровь на рубашке? - спросила Голуба, осторожно проводя рукой по его лопаткам.
- Да так, - равнодушно ответил Есеня, - со стражниками на базаре поцапался.
- Ой-ой-ой! - засмеялась она. - Небось, батька выдрал!
- Да честно говорю. Во, смотри, все костяшки ободраны, - он продемонстрировал ей разбитые руки. - Он, гад, к деду какому-то прикопался, что тот не на месте встал. А у деда стекло расставлено - красота неописуемая. Стражник хотел лавочку его смести, а тут - я. Ну, подрались, вломил я ему за его наглость, но он, сволочь, своих позвал! Пока их трое было, я еще отбивался, а против восьмерых не устоял…
Есеня скромно опустил глаза. Белошвейки, пряча улыбки, кивали, Звяга зажимал рот, чтобы не расхохотаться, а Сухан непонимающе хлопал ресницами и даже открыл рот, чтобы что-то спросить, но Звяга ткнул его локтем в бок.
- Геройский ты парень, Балуй, - сказала, поднимаясь, Прелеста (ей было лет тридцать). - Пострадал, значит, за правое дело?
- Ага, - не моргнув глазом ответил Есеня.
- Снимай рубаху, промою, а то все простыни нам перепачкаешь. Чего, и мамка не пожалела?
- Да некогда было домой заходить, - он стащил рубаху через голову.
- Ой, а что это у тебя? - Голуба ткнула пальцем в медальон, который Есеня повесил себе на шею.
- Это мне девушка одна подарила. На память.
- Богатые у тебя девушки. Работа-то тонкая, - она взяла медальон в руки и нагнулась, разглядывая его в полутьме. Есеня не удержался и схватил ее за крепкую грудь, которая была так хорошо видна в широком вырезе рубашки. Голуба выпустила медальон, взвизгнула и расхохоталась.
- Спиной повернись! - велела Прелеста. - Успеешь еще наиграться!
- Ой, девчонки, я никогда наиграться не успею! - вздохнул Есеня, покорно отворачиваясь.
Прелеста взлохматила ему вихры и рассмеялась - звонко, словно колокольчик.
- Маленький, бедненький… - Ивица села перед ним, прижала его лицо к своей груди и поцеловала в макушку. - Больно было?
- Ерунда, - фыркнул Есеня и вдохнул ее запах - пирогов и свежего белья.