И тут я увидел Всеволода Аркадьевича. Он стоял за спинами чёрных магов, которые наклонились над Жоржем, и с грустным видом наблюдал за происходящим. Поняв, что обнаружен, повелительно кивнул мне в сторону и двинулся назад по коридору. Вскоре свернул на лестницу.
Я огляделся. Присутствие преподавателя никто как будто не заметил.
— Костя, ты куда? — окликнул меня Анатоль.
Столовая была в другой стороне.
— Идите без меня, догоню позже, — отозвался я и поспешил свернуть на лестницу, где скрылся Белозеров.
Он ждал меня пролётом выше.
— Всеволод Аркадьевич, — поклонился я.
— Константин Александрович, — кивнул Белозеров. — Украду у вас пять минут?
— Конечно.
— Идёмте за мной.
Мы двинулись к кабинету Белозерова.
— Как вы это сделали? — спросил я.
— Что именно? — грустно спросил Белозеров.
— Вы были там, но вас никто, кроме меня, не видел.
— О, это очень просто. Я не хотел, чтобы меня увидели — вот они и не хотели меня видеть. Эту технику вам ещё предстоит изучить… Прошу, господин Барятинский.
Белозеров распахнул передо мной дверь своего кабинета.
Усевшись на стул, я дождался, пока Белозеров устроится в своём стареньком кресле и вытащит сигару, после чего спросил:
— Я отправлюсь в карцер?
— Не думаю, что в этом есть смысл, — невнятно пробормотал Белозеров, раскуривая сигару. — Видите ли, господин Барятинский, — он выпустил изо рта клуб дыма в потолок, — вы производите впечатление взрослого человека, который прекрасно владеет собой и контролирует свои поступки. Я готов спорить на последний грош, что эта драка не была случайностью. Вы отлично знали, что делаете. И завершили поединок весьма благородным образом — не только избавив своего противника от увечий, но и не унизив его. Сколько я на вас смотрю — столько удивляюсь. На каждый ваш чёрный поступок непременно наслаивается белый. Хотя, увидев сегодня вашу жемчужину, я удивился ещё сильнее. Предполагал, что такое может быть, но… Черноты в жемчужине — около пятидесяти процентов, полагаю?
— Меньше, — буркнул я. — Тридцать, где-то так.
— А больше бывало?
— Бывало и больше…
— Больше пятидесяти?
Помолчав, я кивнул. Какой смысл скрывать? Наверняка существуют способы выяснить это с точностью до доли процента.
— Не буду спрашивать, как вам удалось очистить энергетику, — вздохнул Белозеров. — Могу только догадываться. Но, на самом деле, важно не это. Важно то, что вы стараетесь её очищать. У большинства ваших сокурсников чернота в жемчужинах тоже присутствует, однако в количествах совсем незначительных. От пяти до десяти процентов. Это нормально. Каждый маг — прежде всего человек, а у любого человека есть слабости, которым он потакает. Если же черноты становится больше — как правило, это путь в один конец. Возникает иллюзия, что совершать чёрные поступки необходимо, что другого выхода просто-напросто нет. — Белозеров снова тяжело вздохнул. — Принято считать, что каждый такой поступок поднимает человека по какой-то очень важной для него лестнице. Однако с вами — не так. Вы находите в себе силы бороться с чернотой. Контролируете себя.
— Спасибо за комплимент, — грустно усмехнулся я.
— Это, господин Барятинский, не комплимент. — Белозеров попыхтел сигарой. — Это — объяснение, почему я не планирую докладывать педагогическому совету о том, что наблюдал в коридоре пять минут назад. Нарушая, к слову, тем самым свои прямые обязанности… Но я просто не вижу смысла в докладе. Уверен, что господин Калиновский согласится со мной: несмотря на формальное нарушение режима, по сути, наказывать вас не за что. Вы вышли из сложившейся ситуации наиболее разумным способом. Кроме того, вы — возможно, самый сильный белый маг из всех, что переступали порог Академии за последние пару десятков лет. И говоря о силе, я имею в виду не только число, обозначающее уровень. Я говорю о чём-то большем. Ну, и последнее — по порядку, но отнюдь не по значимости. В вас лично заинтересован государь. Поступили вы сюда, несомненно, благодаря собственным талантам. Однако Его величество просил докладывать ему о вашей академической жизни. А это, как вы понимаете, не только протекция, но и своего рода ответственность. Я, разумеется, не рискну строить предположения, откуда такая заинтересованность. Хотя мысли, безусловно, есть…
— Всеволод Аркадьевич, — не выдержал я. — К чему вы ведёте?
Белозеров помолчал.
— К тому, что вы не равны прочим курсантам, Константин Александрович, вот к чему! Избавьтесь от этой иллюзии, и чем скорее — тем лучше. Примите следующий постулат: вам больше дано, однако с вас в конечном итоге будет больше спрошено.