— Слава богу, — проговорил он, отдуваясь. — Хоть не видать никого на улице. Засмеют, засмеют ведь.
Потом вскочил на коня, приказал домашним уйти подальше от нечисти и помчался во весь опор вниз по улице.
Все вошли в избу. Гнетущую тишину нарушил Ильяс:
— Мама, кто же это балуется?
— Не знаю, сынок. Не посыпал он свой след солью.
— Колдунья, известное дело, — сказала Сэлиме.
— А разве в нашей деревне есть колдунья? — продолжал расспрашивать мальчик.
— В каждом селе живут они.
— Для чего же они так делают?
— Навредить нам хотят, беду к нашему дому приманивают.
Шербиге нисколько не удивилась приходу Шеркея. Оказывается, она только что разгадала виденный ночью сон, по которому выходило, что к ней непременно должен явиться Шеркей.
Узнав, в чем дело, ворожея заохала, запричитала, осыпая проклятиями чертей, леших, злых духов и всякую другую нечисть, которая так и кишит повсюду, изо всех своих бесовских сил стараясь досадить добрым людям.
— А не встречался ли ты ночью с бездетной кошкой или собакой? — спросила Шербиге.
— Откуда же я знаю? Разве угадаешь, бездетные или нет…
— Ладно, не горюй, милок, не кручинься. Не оставлю тебя без помощи, отгоню от твоего дома нечистую силу. И не только, милок, это сделаю, но еще и счастье к тебе приведу.
— Это хорошо бы, хорошо бы… Постарайся уж. За благодарностью дело не станет.
Шербиге перевалило уже за сорок, но она еще ходит в девушках. Любила в молодости повеселиться — вот и засиделась. В ожидании женихов она занялась ворожбой. Каждый день прибегают к ней бабы: кому надо разгадать сон, кому — заговорить какую-нибудь хворь, кому — избавиться от сглаза. Так что Шербиге живет припеваючи.
Захаживают в ее избушку и некоторые мужики. Но эти всегда приходят ночной порой. То ли днем им некогда, то ли дьявольская сила, одолевающая их, не поддается изгнанию при солнечном свете. В каждом ремесле есть секреты, а Шербиге хранит их в глубокой тайне…
Подойдя вместе с ворожеей к своему дому, Шеркей опять попытался провести коня через сени. Но он вздыбился, начал яростно брыкаться. Со всех сторон стали сбегаться ребятишки, останавливались поглядеть на редкое происшествие и взрослые. Шеркей наконец отказался от своей затеи. Как это ни было печально, лошадь пришлось пустить через ворота.
Шербиге деловито склонилась над злополучным ывозом, пробормотала, поплевалась, Потом, ни с кем не здороваясь, вошла в избу. Взяла веник, обмахнула им руки. Все наблюдали за ее действиями, затаив дыхание.
— Тьфу! Тьфу! Тьфу! — Ворожея бросила веник к кровати и вприпрыжку закружилась на месте. Глаза ее выкатились, ноздри широко раздулись. Вцепилась пятерней в свои сальные волосы, сильно дернула, остановилась.
— Сайдэ, душенька, знаю, не по душе тебе я, но все равно помогу, помогу, золотко мое ясное! Наизнанку вывернусь, но спасу от несчастья! Скажи только мне всю правду: есть ли в вашем доме тюркелли?
Ответа не последовало.
— Говори же! — властно крикнула ворожея.
— Что за тюркелли такие? Никогда ничего не слыхала об этом.
Шербиге объяснила, что тюркелли — это куколка, изображающая духа, которую мать дарит дочери перед замужеством. Талисман должен оберегать дочь в новом доме от несчастий и приносить в семейную жизнь согласие. Тюркелли приносит счастье только шести поколениям, потом от куклы бывает вред.
— Нет у нас такой вещи. И у матери с бабушкой тоже не было.
— Это хорошо, милочка, очень хорошо, ласточка моя. Тогда вот что надо сделать. Вскипяти на сковороде воды… Тьфу-тьфу-тьфу!.. Приготовь суровую нитку. В переднем углу постели перину и разложи на ней вещи своих детей. По одной от каждого. Тьфу-тьфу-тьфу! Засунь в печку кочергу. Еще нужна большая медная монета, хорошо бы царицы Катьки. Коли нет, я найду такую. Да положи передо мной кусок черного хлеба…
Вошел Шеркей.
— Тебе, хозяин, — обернулась к нему ворожея, — пока заходить в избу нельзя. Иди-ка стереги дверь, никого не впускай сюда! Не только людей, но и кошек и собак. Букашку, козявку увидишь — все равно прогони.
Сайдэ разожгла в горнушке огонь, поставила сковороду с водой, сделала все, что было велено.
Шербиге скинула одежду, повесила на спинку стула. Раскосматила реденькие, сероватые от перхоти волосы. Сняла лапти, чулки, взобралась на перину, подобрав под себя ноги. В такой позе она действительно напоминала воображаемую колдунью.
Осторожно подошла Сайдэ, поставила перед ворожеей сковородку.
Шербиге велела назвать имена детей, привязала к нитке тяжелый позеленевший от времени пятак и, раскачивая его над разложенными на перине вещами, взахлеб забормотала: