— Сказал же! — И сторож еще раз махнул рукой.
Шеркей внимательно огляделся. Вот это делянка! Не поскупился Узалук для своего человека. Понимает Шеркей, что обязан таким отношением Каньдюку: ведь это Каньдюк построил мостик, по которому идет теперь Шеркей. Сосны одна к одной, глянешь на макушку — шапка сваливается, сучков нет. Шеркей стукнул по одному дереву обухом топора, и оно зазвенело туго натянутой струной.
— Да… — неопределенно проговорил он.
— Что «да»? — спросил Сандыр. — Лес не нравится?
— Нет, не корю, не корю я. Только вот жердей нет.
— Чего-чего, а этого добра хватит. Присмотрись-ка получше. Вон их сколько в низине. Рубить не перерубить, возить не перевозить.
Сандыр зашагал по границе делянки, делая на стволах зарубки.
Шеркей зорко следил за каждым его шагом. «Так, так», — говорил он про себя. Иногда же, когда замечал, что хорошее дерево осталось в стороне, сокрушенно покачивал головой, жалобно вздыхал.
Подойдя к стоящей несколько на отшибе могучей сосне, Сандыр окликнул Шеркея:
— Хватит, братец, глазеть. За дело надо браться. Ну-ка принимайся за эту.
— Да я, видишь ли… — смущенно задергал плечами Шеркей. — Не приходилось. Не приходилось мне этим делом заниматься. Плотничать мне сподручно, а это…
— Плотничать после будешь. А сейчас только слушайся меня. Согласен?
— Как скажешь, как скажешь.
— Начнем с этой вот красавицы. Аж жалко! Валить ее надо в ту сторону, чтобы меж двух елок упала.
— Может, молитву какую надо прочитать? Есть, наверно, особая для этого случая, особая? А?
Окружающие недоумевали.
— Чего не знаю, браток, того не знаю, — усмехнулся Сандыр. — Сам соображай. Ежели, по обычаю, то пусть начнет тот, у кого рука легкая.
— У Тимрука! У Тимрука! Но и молитву я прочту. Может, не ту, что нужно, но все равно, все равно.
— Тимрук так Тимрук! У меня тоже не тяжелая. А ты валяй читай. Недолго только.
Шеркей торопливо забормотал.
Тимрук поглубже нахлобучил шапку, поплевал на ладони, взялся за ручки протянутой ему Сандыром пилы.
Острые зубья тихонько фыркнули и врезались в податливую красноватую кору, потом — в волокнистую мякоть. Запела тонкая, гибкая сталь, посыпались пропитанные клейким соком опилки, остро запахло смолой. Вскоре сосна начала крениться.
— Берегись! — зычно крикнул Сандыр и выхватил пилу из надреза.
Все отбежали в сторону. Сосна испуганно вздрогнула и с треском рухнула между двумя деревьями. Долго еще шевелились, вздрагивали ее разлапистые ветки. Казалась, она хочет опереться ими, словно руками, и подняться с земли.
— Ну, уразумели, что к чему? — спросил сторож. — Вот и слава богу. Давай, наваливайся.
Одно за другим, сокрушенно охая, валились вековые деревья. С них сразу же срубали сучья.
Время двигалось к полудню. Разожгли костер, испекли в золе картошку. Перекусили а вновь принялись за дело. Работа спорилась, и довольный Шеркей отправился перед вечером в соседнюю деревню к целовальнику, и привез штоф водки.
— Давайте-ка, давайте-ка, братцы, пропустим по маленькой с устатку.
Расселись у костра. Выпили. Захрустела поджаристая, пропахшая смолистым дымком картошка. Разделили захваченного Шеркеем из дому жареного петуха. По уставшим телам разлилась приятная истома. Языки развязались.
Помешивая узловатым сучком костер, Игнат Аттиля начал советоваться с Шеркеем, как раздобыть леса на избушку.
— Никуда не годна старая, — сокрушался Игнат. — В сильный ветер стены ходуном ходят. Того и гляди придавят.
— Скопить, скопить деньжонок надо, — важно поучал Шеркей.
— Как же их скопишь? Ведь пусто в кармане.
— А ты старайся, старайся. Не балуй, не балуй себя.
— Какое там баловство! Не до жиру, быть бы живу. Скоро и так ноги таскать не будешь.
— Терпеть, терпеть надо, — твердил Шеркей.
Игнат махнул рукой, вздохнул и лег спать.
— А сынок твой — парень-хват! — похвалил Тимрука Сандыр. — Весь день мы с ним пилили — и хоть бы охнул. Для меня лесное дело привычное, сызмальства пилой шмугаю, да и то поясница поскрипывает, как сухая сосна. А он все давай и давай, так и чешет без роздыху. В пот вогнал.
— Слава богу, слава богу, не лодырем растет, не лодырем и силенка есть.
— Силенка, браток, и у лошади есть. Да что толку в этом. Сейчас такое время пришло, когда мозгой надо крутить, а не руками махать. Смекалистый у тебя сын. Вот что ценно. Сразу сообразил, что лесу на целых три дома хватит. Два сруба, мол, надо продать. Чуешь? Не обидел его господь разумом. А теперь без разума шагу не шагнешь. Сила-то, браток, теперь — вещь третьего сорта. Хитрость надо в себе возбуждать. Да.