— Не надо, Милица, прошу тебя, — Сергей взял девушку за руку. — Господь говорил: для чистых — всё чисто, ничего к ним не пристанет. Я полюбил Сербию. Мне здесь с тобой хорошо. Так хорошо ещё никогда не было. Ни в тайге, ни в Сибири. Моя страна сейчас напоминает проткнутый футбольный мяч. Порою кажется, что из неё выпустили дух, вот и лупят по ней все кому не лень. Ну хотя бы для вида взбрыкнула, а она, спущенная, катится под уклон. А у вас здесь, несмотря на все поражения, наоборот, идёт пробуждение духа. Мне иногда приходит такая крамольная мысль: это хорошо, что вам сейчас так плохо; может быть, вы, как и мы, так и не проснулись бы. Война, я уверен, закончится. Нельзя всё время оглядываться назад.
Где-то там, за горой, над Адриатикой, уходил на запад пылающий корабль, закат слабел, и верховой, высотный ветер снимал один парус за другим, темнота заполнила долину, она была уже у самых ног, но на зубастой стене ещё было светло, и Сергей кончиком мизинца снимал с лица Милицы слезинки. Она сидела, свесив ноги в темноту и уткнув голову ему в плечо. Он чувствовал необыкновенный прилив нежности и любви к этой девушке.
— Не знаю, почему я тебе всё это рассказала. Но я должна была это сделать, — тихо сказала она. — Ведь скоро мы расстанемся. Зоран сказал, что твоя командировка заканчивается. Он завтра уезжает в Белград, а мне надо снова в Пале.
— К сожалению, это так, — ответил Сергей. — Но ты обещала приехать ко мне в Сибирь.
— Сибирь — это так далеко! Как во сне: тянешься, а достать не можешь.
Дождь застал их вечером, когда они миновали пост милиции на границе Сербской Краины. Неожиданно забарахлил двигатель. Мишко остановил машину, поднял капот. Покопавшись немного в двигателе, он снова сел в машину и съехал на просёлочную дорогу.
— Тамо — салаш, — махнув рукой в гору, сказал он.
— Ну вот, ломаются не только наши, — с каким-то внутренним удовлетворением заметил Сергей. — Видимо, придётся ночевать в салаше. У нас говорят: с милой и под дождём в шалаше — рай.
Дальше машина и вовсе расхворалась: начала кашлять, дёргаться, давать сбои и не смогла осилить даже небольшую горку, заглохла на полдороге. Сергей с Милицей вышли из машины и, поднимаясь в горку, стали искать салаш, так сербы называли одиноко стоящий дом. Вскоре тропинка упёрлась в плетень и, вильнув в сторону, стала огибать его. Где-то впереди, за плетнём, залаяла собака и раздался женский голос. Милица нашла калитку, открыла её.
— Добар вечер, — сказала она подошедшей к ка литке женщине.
Та оглядела их, о чём-то спросила Милицу.
— У нас машина сломалась, — сообщила Милица.
Хозяйка пригласила к себе в дом. Мягким тихим голосом она начала расспрашивать Милицу. И было в её голосе что-то от голубиного воркования, когда хочется просто сидеть, смотреть на неё и слушать. И больше ничего не надо. Когда улавливаешь не слова, а одно сплошное доброжелательство. На вид ей было лет пятьдесят, но вскоре выяснилось — аж целых шестьдесят два года. Двигалась она быстро, и всё у неё получалось ловко. Не успели они моргнуть глазом, как она постелила скатерть, собрала на стол, поставила хлеб, затем сходила в подвал и принесла кувшин холодного вина. При этом она что-то всё время говорила, обращаясь к Сергею.
— Говорит, что впервые после войны видит русского, — перевела Милица. — У неё самой два сына воюют на фронте. Один под Сараевом, другой под Тузлой.
Она показала на фотографии сыновей, которые висели на стене.
Сергею приходилось бывать в сербском доме один раз, в Пече, у родителей Каричей. Это был обычный дом, в котором родились и выросли братья. Вот так же на стене слева висели портреты родителей, а на противоположной стороне — портреты четырёх братьев. Портрет сестры поместили чуть ниже, в центре. Сергей вспомнил, что раньше такой обычай — вывешивать семейные фотографии на стенах — был во многих русских сёлах, да и не только в них.
Сергей заметил под тумбочкой граммофон, точно такой же он видел у Тамары в её московской квартире, когда после выписки из госпиталя они с Русяевым остались у неё ночевать. Помнится, тогда они до утра крутили старые пластинки и пели песни.
— Можно, я посмотрю? — спросил Сергей.
— Да, да, пожалуйста, — быстро перевела Милица слова хозяйки. — Здесь и пластинки есть.