Ингу после коньяка понесло, я видел, что все посетители кафе смотрят в нашу сторону.
— Недавно наш директор стал руководителем «Народного фронта», — сообщила Валя. — Говорят, на съезде встречался с самим президентом.
— Вот и обратитесь к нему, — сказал я. — Пусть попросит президента прибавить вам пенсию.
— Держи карман шире, — засмеялась Инга. — Многим кажется, что у нашего царя всегда под рукой мешок с золотой крупой. Только попроси, он тут же сколько надо отсыпет. А с нашим директором я всё равно поговорю. Пусть он собак не спускает. Когда встречаюсь — хороший мужик. Воспитанный, культурный. В молодости не стал актёром, зато стал Ноздревым. Ну, помнишь, был такой у Гоголя? Со всеми ровен. Со всеми на «ты». Но попробуй тронь! Мне кажется, в такие минуты у него на месте причёски появляются рога.
— Минотавра, — засмеялся я.
— Не знаю кого, но точно рога. Говорят, от него после постановки пьесы один автор даже сбежал в Канаду. Что-то они не поделили, и он нанял журналистку. Человека древнейшей профессии. Отработала по высшему разряду. Смотри, как бы он и тебя не обмазал. Естественно, чужими руками. Но мы тебя в обиду не дадим!
Я смотрел на её разгорячённое лицо и сделал для себя вывод: пьесу подружки не читали, но представление о ней уже имели. И реакция была простой и понятной: наших бьют. Меня это порадовало: оказывается, не все готовы были ругать меня за доставшуюся маленькую пенсию. Я поймал себя на том, что благодарен своим бывшим подружкам даже за вот такую солидарность, напомнившую то далёкое время, когда мы, собравшись возле телевизора, коротали время в лётных профилакториях Нюрбы, Тикси или Якутска.
Из кафе мы уходили уже одной командой. Под моросящий дождь даже пытались петь строки из песни про Солоху-бортпроводницу.
— Ушла на пенсию Солоха, говорят, — во весь голос кричала Инга.
— Врачи Вакулу начисто списали, — в тон ей подпевал я.
«Много ли человеку надо? Посидели, поговорили и вроде бы решили все проблемы. Ворота, если они есть, всё равно откроются. Даже если они подперты изнутри кольями».
Особенно меня позабавило предложение Инги кричать в трубу Минотавру. Это было революционное предложение. Я представил, на какую высоту поднялось бы театральное дело, если бы за него взялись бывшие стюардессы. Мне бы встретить их пораньше, тогда бы не пришлось поднимать в воздух алтайского режиссёра, чтобы пробить брешь в стоящих предо мною воротах. Что ни говори — каждый бомбит цель по-своему. Я улетел в Москву и на какое-то время забыл о пьесе.
А потом был неожиданный телефонный звонок от директора молодёжного театра Олега Слесарева с просьбой прислать пьесу. Я догадался: звонок организовала Валя. Я послал. За последнее время Валя стала для меня самым близким человеком: моё московское утро начиналось со звонка, вечером, перед тем как заснуть, я снова звонил ей. И всегда в трубке раздавался её спокойный, уверенный голос: мол, не беспокойся, всё будет хорошо, вскоре всё тронется с места. При этом о пьесе она не вспоминала. И я понимал: делает она это сознательно.
Быстро пролетел год. Директор театра вновь привёз на столичную сцену, в Художественный театр имени Чехова, пьесу сибирского классика «Ещё не время». Про себя я решил, что нужно обязательно посмотреть её. У автора пьесы было чему поучиться.
Стояла Пасхальная неделя. Над Москвой то в одном, то в другом месте, наполняя собой небо, нарастал колокольный звон. Он радостно плыл над домами, улицами, затенёнными окнами. В эти праздничные дни каждый прихожанин мог забраться на колокольню и присоединится к таким же, как и он, по-детски любящим медный державный звук, который, обволакивая, проникал в каждого, обещая весеннюю чистоту, тепло и долгую спокойную жизнь. Звучавшая медь как бы на время соединяла всех с небом, выправляя и успокаивая приостывшие за долгую зиму души.
С Минотавром мы столкнулись в дверях театра. Звон столичных колоколов его не трогал, он прошёл мимо, даже не кивнув. Через минуту я понял причину его сосредоточенности: директор спешил припасть к плечу нового губернатора, который, пользуясь случаем, решил посетить московскую сцену.