Без особых происшествий, в учёбе и курсантских заботах, зачётах, экзаменах, нарядах, прошли осень, зима.
Мы научились быстро вставать и одеваться, ходить строем и петь любимую песню старшины про стальную эскадрилью. Постепенно начали притираться друг к другу, и даже Умрихин перестал напоминать дрессировщика. Курсанты реагировали на него, как водители реагируют, скажем, на светофор.
Весной нас перевезли с центрального аэродрома в летний лагерь, который размещался в Завьяловке.
После самостоятельных полётов, когда мы уже вовсю начали крутить виражи, «бочки» и «петли», по радио сообщили: в космос запустили Валентину Терешкову. Эта новость потрясла всех. Шмыгин позвал меня в каптёрку и предложил написать письмо в отряд космонавтов: мол, здоровье позволяет, первоначальную технику освоили, готовы штурмовать новые высоты. Мне идея понравилась: уж если женщина полетела, то нам сам Бог велел. А вдруг повезёт?
Написали тут же, на столе. Ответ пришёл через полмесяца.
Шмыгин был дежурным по лагерю и сам ездил получать почту. Красивые, на глянцевой бумаге, конверты он заметил сразу же. Глянул — точно, из отряда космонавтов. По дороге домой вскрыл своё письмо, прочитал и, вздохнув, спрятал в карман. Посмотрел моё — успокоился: там тоже был отказ. И тут увидел ещё одно письмо — Умрихину. Не утерпел, вскрыл и его. Ответ был стандартный.
— Ты скажи, и этот туда же! — вслух подумал Шмыгин о старшине. — На ходу подмётки рвёт!
Приехав в лагерь, Тимка разыскал меня, поманил в каптёрку.
— Пиши, земеля! — протянув стандартный лист бумаги, шёпотом сказал он. — «Товарищ Умрихин, Центр подготовки космонавтов предлагает Вам прибыть, — Шмыгин вытащил из кармана конверт, глянул на обратный адрес, — в город Москву для про хождения медицинской комиссии».
Закончив диктовать, взял лист и в обеденный перерыв заскочил к девчонкам на метео. Там он отпечатал текст на машинке, поставил дату, подпись и, заклеив фирменный конверт, отнёс письмо в комнату к старшине. Прибыв с послеполётного разбора, Умрихин приказал Шмыгину убрать окурки возле штаба и ушёл к себе. Через несколько минут, с остекленелым взглядом, он выскочил из своей комнаты и, проверив на кителе пуговицы, строевым шагом направился в штаб. К вечеру из города за ним приехала легковая машина начальника училища. Среди курсантов прошёл слух: старшину приняли в отряд космонавтов. На вечерней поверке командир эскадрильи поставил нам его в пример и сказал, что теперь у нас будет новый старшина — Борис Зуев.
Умрихин вернулся через несколько дней. На него было страшно смотреть: худой, злой. Вскоре в казарму прибежал дневальный.
— Генерал-лейтенанта Шмыгина к начальнику штаба! — пряча ухмылку, крикнул он.
— Кажется, сейчас меня запустят в космос, — пошутил Тимка и пошёл сдаваться.
Из своей прошлой детдомовской жизни он усвоил: повинную голову меч не сечёт, и чистосердечно рассказал Орлову всё, как было.
Вскоре в штаб вызвали меня. Пришлось подтвердить: да, писали, но злого умысла не имели, иначе зачем было Шмыгину ставить в письме свою подпись? Товарищеская шутка. Кто же думал, что так получится? Конечно, не надо было подписываться генерал-лейтенантом.
— Пётр Иванович, Терешковой, Умрихину можно, да? — почувствовав колебания начальника, обиженным голосом вдруг начал Шмыгин. — Но вообще-то мои намерения были серьёзны. Представляете, как бы загремело наше училище!
— Я тебе загремлю! — взорвался Орлов. — Ваше курсантское удостоверение!
Тимка побелел, медленно, трясущимися руками достал из кармана документ. Джага, выхватив из рук, начал рвать его в клочья.
— Всё, больше ты не курсант! — кричал он. — Хотел в космос, теперь поезжай к себе в Якутию! Бренчи на гитаре, танцуй, пой, подделывай письма! А самолётов тебе не видать как своих ушей!
Разделавшись с удостоверением и выбросив то, что от него осталось, в мусорное ведро, начальник штаба успокоился. В этой истории с письмом в отряд космонавтов была и его вина. Он первым после Умрихина прочитал нашу стряпню, а потом позвонил начальнику училища. Не разглядел подвох. Смутил, как он потом говорил, настоящий конверт.
Побарабанив по столу пальцами, Джага вздохнул и неожиданно начал успокаивать Тимоху:
— Вот что, Шмыгин, ты сильно не беспокойся. Думаю, отчислять мы тебя не будем. Удостоверение восстановим, я сам об этом позабочусь.
— Пётр Иванович, милый, не тревожьтесь! — в тон ему растроганно воскликнул Шмыгин. — Здесь накладка получилась, цело оно у меня.
Тимка вытащил из другого кармана коричневое курсантское удостоверение, показал его Орлову и быстро спрятал обратно.