– Я должен все проверить… – Тараторил профессор. – Все же работало. Реактивы, формулы…
– Чтобы что?! Что проверить?!
– Госпо… Госпо-о-дин Бордо…
– Ах я уже для тебя господин Бордо. Значит так, Джузеппе мой дорогой друг. Теперь послушай меня. Я не люблю когда меня держат за дурака. Еще больше я не люблю расхваленных ученых, которые сперва бьют себя в грудь, кичатся своими успехами, а потом жидко обсираются. Мне глубоко плевать обманул ты меня или действительно ошибся. Оба обстоятельства для тебя патовые. Поэтому я дам тебе фору. Ты сделаешь так, чтобы я никогда в жизни больше не увидел тебя. И если я узнаю, что ты каким-то образом меня обманывал, что-то проворачивал за моей спиной, то клянусь господом Рэйнаром я отрежу твою тупую бошку и никто тебе не поможет. Я тебя из под земли достану, Джузеппе. Ты понимаешь это?
Профессор кивнул.
– Что теперь нужно сделать?
– Госпо-о-один, Бордо. Вильгельм. Мне жаль, что так вышло. Я и не думал что такое может случится. Я обязательно во всем разберусь.
– Ты уже ни в чем не разберешься. – прошептал пианист.
– Но я правда… Правда проверю все… Я хочу…
– Что теперь нужно сделать? – Повторил вопрос Бордо.
– Уби… уби…
– Именно…
Музыкант играл, а Джузеппе страшился выстрелов в спину. Еще он опасался, что Вильгельм пустит за ним собак и те разорвут его на части. Переживал и за лабораторию, к которой больше не будет доступа. Он радовался только одному. Если Бордо действительно отпустил его, то он используя немного реактивов, спрятанных им, отложенных на всякий случай на черный день, попытается найти проблему и устранить ее. Записи у него есть. Они в саквояже. Саквояж он взял с собой. Все хорошо. Осталось только выбраться за ворота.
Он чуть ли не спотыкаясь бежал по заснеженной территории. В спину неслась мелодия, экспрессивная и печальная одновременно. Ему становилось страшно, потому что музыка являлась бурей, что может накрыть неугодных. Джузеппе в этом не сомневался. Он сомневался только в одном – в правильности созданной им бомбы. Ведь он действительно никого не обманывал. И это чувство угнетало ученого, приводило в состояние бешенства. Он должен восстановить свое доброе имя перед господином Бордо. Он ему обязан. Нельзя его больше расстраивать. Джузеппе понял всю никчемность своей сущности. Сперва он выше всех – он на коне. Он самый умный человек, а дела идут в гору. Потом его же гордость сталкивает его на дно жизни. И он снова никчемный червяк по имени Джузеппе Гиральди.
Примерно через час господин Бордо велел подать ему экипаж. Он был не в духе не только потому что алхимик подвел его. Его выводил из себя недавний визит Жанны. По ее словам какой-то безумец пытался помешать Иогану. Свидетели вообще утверждали, что участников схватки было куда больше. Пока сложно было судить, но Вильгельм как будто убеждался в правильности озвученной некоторое время назад мысли. Против них действовала организация. И Черный кот – это не один человек, а несколько.
Еще во время крайнего визита красавица приволокла книгу, щит с ястребом, и любопытную, механизированную перчатку. Устройство было в плачевном состоянии, но похоже, что все еще функционировало. Вильгельм взял в руки штуковину, покрутил, улыбнулся.
-Сойдет не только для коллекции. Интересно было бы узнать природу происхождения данной вещицы. Не находишь?
Жанна согласилась, а после рассказала обо всех деталях обыска, не забыв упомянуть подвальное помещение и массивный гобелен с написанным на нем храмом и человеком, на плечи которого сели золотые насекомые. И чем больше Жанна рассказывала, тем сильнее Вильгельм выходил из себя. И даже сейчас, когда его экипаж полз в сторону ресторана «Пьяная вишня», при мысли о фанатиках Харакуна, кулаки его сжимались.
Транспорт господина Бордо следовал по белоснежному, но еще не сугробистому городу, пока небо затягивало бледной вуалью. Карета миновала лесной массив, въехала на территорию юга, и направилась в центр города.
Стоит сказать, что улицы провинции по прежнему были не многолюдны. После пережитого городом стресса, многие горожане не сильно жаждали выходить на воздух. Да и стремительно падающая температура воздуха ничуть не подталкивала к подобным действиям. После потрясений жители Офрорка привыкли ходить на работу и с работы, а также ценить домашний уют куда больше прежнего. Все передвижения их были быстрыми, нервными. Даже походы к соседям за солью как будто прекратились.
Карета остановилась у каменного строения с шикарной вывеской «Пьяная вишня». Здание – не большое, не маленькое, не старинное, но и не из новых. Сравнить его с футляром или хлебницей язык не повернется. Это был скорее богато отделанный, двухэтажный постоялый двор, имевший свисающую, выпирающую от здания на метр вперед крышу. У мест подобных этому бедняки прячутся от проливного дождя, иногда просят еду у выходящих на улицу посетителей. Хотя с этим здесь было куда сложнее, потому как люди господина Колберна могли легко прогнать назойливых попрошаек. Достаточно было сказать пару ласковых, но весьма убедительных слов.