Тем временем Магай сообщает, что под обстрелом. Приказываю ему выставить радиосигнал и держаться — несемся со всех ног на выручку. Приехав на место, не обнаруживаем Магая, зато видим сбитый вертолет. Радиосигнал одиноко так лежит себе посреди дороги, поблескивая красным полупрозрачным пластмассовым стеклом на солнце. Осматриваем вертолет (заминирован партизанен, но слабо), забираем тела вертолетчиков (вонь, какая вонь!) и айболита (фамилия его, доктора, кстати, я после узнал — Ткаченко) и держим путь обратно к заводу.
Держу связь с Магаем, спрашиваю где он. Они заблудились. Они где-то в городе. А мы возвращаемся на завод. Приказываю всем отойти на заранее отведенные позиции, приготовленные нами на момент взрывания завода. Связываюсь с капитаном Жучковым. Докладываю, что завод заминирован досрочно. Капитан приказывает мне все быстренько взорвать и, переночевав, начинать двигаться к основной базе. Тем временем связывается Магай, говорит, что рация села, что они заблудились, что не знает, что делать. Жучков в другую, «дальнюю», радиостанцию вопит, чтобы на хер взрывали завод срочно, что уже через полчаса доложит полковнику Виноградову о том, что практикант Тарасенко успешно справился с поставленной перед ним боевой задачей.
— Россия превыше всего, товарищ капитан!
— Не связывайся со мной до тех пор, пока не взорвешь завод.
— Так точно!
Я рад. Мне, наверное, поставят пять за практику и при выходе из училища наверняка дадут звание — хоть немного, но повыше, чем всем остальным!
11. — Рвите все здесь на хер! — кричу я. — Быстро!
Несмотря на то, что рация у Магая села, он мне сообщает, что находится под «мощным, видимо, артиллеристским, обстрелом».
Они въехали на территорию завода, когда мы оттуда уже давно ушли. Мы взорвали завод.
Так я убил Леху Магая.
12. Теперь-то они смогли прислать сюда вертолеты, несмотря на то, что раньше говорили о том, что после сбитого медицинского вертолета на нашу маленькую базу можно добираться только по земле. Капитан Жучков в присутствии полковника Виноградова сравнивает меня с землей:
— Как ты недоглядел? Как ты за всем не проследил? Почему не убедился во всем сам? Подавал такие надежды, мы уже тебя с абсолютно положительной характеристикой собирались в Москву отправить, а тыыыы!!!
— Эх, — тихо так поддержал его Виноградов, говоря так, как будто они с Жучковым обсуждают меня, но я при этом не присутствую, — жалко парня. Теперь трибунал. И… Десять лет при самом наилучшем раскладе.
На мое счастье, под обломками взорванного завода погиб лишь один Магай: он ехал на броне, а не под броней, как все остальные члены его группы. Мы извлекли несчастных десантников из их бронемашины: они были оглушены, контужены, но, слава богу, живы. Магай же под обломками плит перекрытия завода превратился в некое подобие тряпки. Нечто бескостное. Думаю… как мешок с говном.
Десять дней до окончания практики. Я так вляпался. Специальный вертолет для заключенных забирает меня. Военно-транспортный самолет для заключенных (на иллюминаторах — чтобы вы думали? — решетки). Три часа — и Москва. Свою практику я закончил досрочно.
13. На мое удивление, меня поместили не в особой военной тюрьме, но в той самой, расстрельной. А как я ее хорошо знал некогда! Камера два на два, сортир и раковина — на одного. С определенных пор в России в тюрьме комфортно.
Почему я именно здесь, в этой тюрьме?
Мой военный офицер-адвокат говорит мне, что дело крайне сложное, но можно выкрутиться и не получить вышку. Вышку я уже и так не получу. То есть высшее образование, ни военное, ни гражданское.
— Почему я именно здесь, в этой тюрьме? Я ее хорошо знаю, она расстрельная! Адвокат говорит, что не знает. Судя по его виду, врет.
14. А трибунал это три пердуна-полковника, которые спешат тебя отправить на эшафот — и пойти чайку попить. Почифирить, благо, что квасить на рабочем месте запрещено строжайше уже как лет пятнадцать.
Есть такой юридический приемчик, когда ввиду военной секретности дела тебя могут лишить адвоката. Это-то и применили ко мне. За несколько часов до начала заседания, говорят, что это для того, чтобы никто лишний не узнал секретного дела, исполняемого подсудимым, а так же для большей ясности изложения сути дела подсудимым. Раньше я думал, что это справедливо. Но я слишком положился на адвоката. О! Все знают, чем кончаются такие дела. Судьи отправляются на совещание.