Калмыков не растерялся. Как бы посмеиваясь сам над собой, ответил:
— Так тщательно собирался, что и мыло и зубную щетку дома оставил. Новые покупать придется.
Попутчик от души расхохотался. Улыбнулась и женщина. Саша вдруг почувствовал: от простой беседы с этими совершенно незнакомыми людьми что-то как бы оттаивает в сердце. Ведь за всю жизнь — всю жизнь! — никогда и никто так не говорил с ним, даже «Джон». «Джон» был ласков, жалел Сашу, но беседы его всегда оставались беседами старшего с младшим, поучающего с поучаемым… А другие, с кем доводилось встречаться Саше?.. Он уважал их, порой восхищался ими, но ни в ком не чувствовал настоящей, безыскусственной приязни.
— Ох, молодежь, молодежь, — говорил тем временем попутчик. — Поверите, Елена Гавриловна, я тоже таким был — скорей, на бегу все. А куда скорей, я вас спрашиваю?.. Однажды в Сибири на посиделки зимой за пять километров отправился, а рукавицы забыл! Рук лишиться мог, вот оно «скорей».
Пошарил на полке, достал и протянул Саше дорогой кожаный несессер:
— Прошу! Тут и мыло, и одеколон, и бритва, ежели побриться желаете.
— Спасибо, я… — смущенно забормотал Саша.
— Спасибо потом скажете. Берите.
Делать нечего, пришлось принять услугу, предложенную просто и деликатно.
Вернулся в купе бодрый, свежий.
А мужчина рассказывал Елене Гавриловне новую историю, тоже случившуюся с ним в Сибири.
— …И тогда собрал он, значит, своих монахов и — в тайгу. А вооружены — лучше не надо: «арисаки» — японские винтовки, винчестеры, два пулемета, гранат уйма. У нашего брата, у чекистов, с оружием туговато, однако не в том беда. Главное, что по селам этой самой штунды, сектантов, значит, видимо-невидимо и все под атаманову дудку пляшут…
Рассказ его был обстоятельным, долгим, как большинство поездных и пароходных историй, когда некуда торопиться ни рассказчику, ни слушателям. Вспоминал он, как отряд сектантов-изуверов пробивался к китайской границе, как убивали, мучили попадавшихся на пути в селах коммунистов и просто бедняков, как чекисты окружили «божью» банду и сдалась она, только расстреляв все патроны.
— Много, ох, много горя «святые люди» принесли, — закончил он.
— Не может быть! — невольно вырвалось у Саши.
Рассказчик спокойно посмотрел на него.
— Стар я, дорогой мой, врать. Вы монаха, сектанта, наверно, и в глаза не видывали, а мой брат в бою с их атаманом погиб…
Поняв, что сболтнул лишнее, Калмыков быстро поправился:
— Я не про то, я вам верю. Я хочу сказать, что какие же это святые люди! Бандиты и только.
— Какие есть, — сухо ответил рассказчик, которого восклицание Саши все-таки обидело.
— У нас в селе тоже был случай, — начала Елена Гавриловна, прерывая неприятное молчание, воцарившееся в купе. — Была знахарка и вот приходит к ней девушка…
Калмыков залез к себе на полку, лег. Зыбкая мысль о встрече с неизвестным мужчиной, ныне соседом по купе, совсем покинула Сашу. Подумал о нем с ненавистью: конечно, коммунист, большевик, безбожник. Рассказы его — большевистская пропаганда, правды в них ни на грош. Конечно, всякая вера, кроме иеговистской, ошибочна, те сектанты, которых он называл «штундой», не придут к спасению души. Но верующий, в какого бы бога он ни верил, бандитом не станет. Лживые выдумки, с такими россказнями придется еще встречаться не раз… Сашу не обманешь. Он разбирается, где истина, где клевета, облыжные поклепы на святых людей. Пусть другим головы морочат своими историями…
Время текло медленно. Попутчики внизу беседовали о своем, смеялись. Саша внимательно слушал их, не слезал с полки. Каждое слово могло представлять для него ценность — мало ли о чем разговаривают в купе поезда, может, и сболтнут нужное «пионеру».
В четыре тридцать пополудни поезд подходил к городу, до которого Калмыков взял билет. Осторожности ради, сошел на предпоследней станции. Добрался в город автобусом, хотя и понимал, что вряд ли его ждут, разыскивают на вокзале: уж очень далеко он теперь от того места, где спрятан парашют.
И снова, в который раз за последние месяцы, Калмыков вспомнил о «старших». Как мудры они, обучив его всему, что теперь так нужно для сохранения свободы и безопасности. В самой сложной обстановке Саша не растеряется, знает, как поступить. Он — настоящий миссионер, посланец Иеговы, и бог незримо хранит его. Нет беды, которой испугался бы Саша, нет трудности, которую не смог бы преодолеть…
В городе прежде всего заглянул в магазин, купил плащ и несколько рубашек, галстук, дорожные вещи, чемодан, в который все уложил. Сходил в парикмахерскую, переменил прическу — умышленно отпущенные раньше волосы подстриг коротким «бобриком».