— Вот, — сказал Крыжов, садясь на стул и кивком предлагая гостю сделать то же самое. — Что скажете, молодой человек?
— У меня нет особых секретов, — сказал Саша, — и все-таки я хотел бы побеседовать наедине.
— А мы одни и есть. В соседней комнате пусто. Сестра на кухню ушла. Она у меня на этот счет дрессированная.
— Я к вам от братьев по вере. «И настанет день…» — Произнося слова пароля, Саша поднял руку, сложил особым образом указательный средний и безымянный пальцы.
— «И господь вознесет праведников и уничтожит нечестивых», — докончил член «краевого бюро», повторяя текст, но не пальцами правой руки, как Саша, а левой.
Пароль и условные знаки были известны среди «свидетелей Иеговы» очень немногим, избранным из избранных, указывали на принадлежность к высшей сектантской иерархии. Теперь Крыжов знал, что перед ним сидит единоверец очень крупного масштаба, может, даже более высокого, чем сам Крыжов. Впрочем, не это важно, главное — зачем пожаловал. Если парень свойский, не помешает, примем в компанию…
Сектантского «начальства» Крыжов боялся гораздо меньше, чем неизвестных посетителей. Узнав в Калмыкове «брата», сразу принял непринужденную позу, закинул ногу на ногу и другим — веселым, развязным — тоном сказал:
— Вот и прекрасно! А звать вас как, по документам? Чтоб ежели придется, в полной готовности быть.
Глаза-копейки как бы обновились, весело поблескивали. Однако хитрость в них не исчезла. При всей своей благожелательности к единоверцу Крыжов, что называется, «уха не вешал».
— Александром. Александр Калмыков.
— Очень приятно. А по батюшке?
Тоненькая иголка кольнула Сашино сердце. Простой, естественный и будничный вопрос напомнил то, что хотелось навсегда забыть: ни отца ни матери Саша не знал, да и сама фамилия его — Калмыков — действительно ли под такой фамилией он родился?.. Может, дали ее где-нибудь в лагере безымянному и безродному малышу посторонние люди — пришла кому-то на ум?..
Спохватившись, видя, что Крыжов ждет ответа, Саша быстро назвал отчество, указанное в паспорте, который Дэвид считал «еще лучшим, чем настоящий»:
— Васильевич — отчество мое. Александр Васильевич.
— Меня — Прохор Тихонович.
— Знаю, — кивнул Саша.
— Откуда? — встревожился Крыжов. Очевидно, излишняя популярность его не устраивала. «Он не из храбрых», — подумал Саша. Уклончиво ответил:
— Слухом земля полнится.
— А все-таки?
— В Энске сказали.
— Да, — невесело согласился «слуга». — Не так-то много нас и друг о друге наслышаны… Ну ладно, — тряхнул головой, отгоняя назойливые думы. — Чему быть, того не миновать. Вы в Энске с нашими встречались?
— Мало с кем. Я проездом был.
Дальше расспрашивать не нужно, по тону понял Крыжов. Еще в тюрьме среди уголовной шпаны Крыжов приобрел начальные навыки конспирации. Побывал в тюрьме до войны за растрату, после войны — как пособник оккупантов, служил при гитлеровцах помощником бургомистра. Окончательную конспиративную шлифовку получил в нелегальной секте. А одно из главных правил конспиратора — не проявлять излишнего любопытства.
— Ладно, — повторил Крыжов. — Сейчас мы с вами, брат Александр, знакомства ради… Сестра Евстигнеюшка!
Послышались шаркающие шаги. Появилась «тетка», так дотошно выпытывавшая у Калмыкова, не из санитарной ли он инспекции.
— Гость у нас, — пояснил Крыжов. — От братьев по вере. Принеси-ка нам сюда, — опять сделал обратный жест, указав куда-то за стены комнаты, — закусить принеси, что бог послал, и кваску домашнего. У нас по-простому, — объяснил Саше. — Чем богаты, тем и рады.
Сашу тронуло это искреннее гостеприимство. «Как хорошо, как душевно! — волнуясь, подумал он. — Вот так и живут настоящие братья по вере».
— Спасибо! — сердечно ответил Крыжову. — Большое спасибо.