— Слыхал, — ответил Крыжов. — Толку-то с нее никакого не было.
Пятоха и Бабийчук побывали в Совете по делам религиозных культов, вручили «петицию». И «петиция», и все беседы иеговистов оказались крайне провокационными. Они требовали того, что шло вразрез с Конституцией СССР, а в конце концов просто уклонились от прямого разговора.
— Не мы в том виноваты, враги наши разговаривать с нами не хотели, — сказал «пионер».
Крыжов хмыкнул. Спорить не стал, хотя догадывался о том, чего не понимал Саша. Вернувшись восвояси, делегаты на тайном совещании, которое созвал «краевой комитет» во Львове, изобразили дело так, будто в отказе разрешить секте легальную деятельность виноваты советские государственные органы. Это было нужно, чтобы обмануть рядовых «свидетелей Иеговы».
«В заключении был и долго был, наверно, — подумал Крыжов о «брате». — Все порядки вольные позабывал. Парень, оказывается, жох».
— Хотели — не хотели, а вера наша тайная, такой и быть должна, — подвел итог Крыжов. — Болтать мы непривычны.
Гость кивнул:
— Как в «Указаниях возвещателям царства» говорится… Читали?
Жирный лоб Крыжова пересекла глубокая морщина.
— Вроде нет… Я вообще насчет ученого слаб…
— Не читали! — искренне удивился Саша. — Да ведь это одна из главных книг.
— Так вот и не читал, — равнодушно пожал плечами «слуга».
«Организационные указания для возвещателей царства» относятся к важнейшим организационно-тактическим документам иеговистов. Изданы они в Бруклине, в Советский Союз переправлены нелегально, возможно, через польское зональное бюро и бернский отдел «Международного объединения исследователей Библии».
— Это не годится, теократические документы надо знать, — строго сказал Калмыков. — А в «Указаниях» написано, что если случится что-нибудь передавать или получать, делать это надо только наедине, тогда при аресте или на следствии свидетелей не будет. Если один брат расскажет, учат «Указания», а другие не признаются, то враги без свидетелей ни в чем уличить их не смогут.
Строгий тон гостя, заявление его, что он хорошо знаком с важнейшей иеговистской литературой (сам Крыжов к «теократической науке» чувствовал полнейшее равнодушие) лишний раз подтвердили Крыжову, что перед ним не простой «брат», таиться от него смысла нет. «Слуга» добродушно ответил:
— Такое мы и без книг сообразить можем, дураки нынче перевелись. Прежде, чем кому довериться, десять раз проверим-перепроверим, в десяти водах промоем.
Он не хвастался. Только строжайшая конспирация, глубокая тайна давали возможность до поры до времени существовать подпольной секте. Недаром член «краевого комитета» Мария Веретельник отмечала в личных записях:
«Братья получили указания, как дальше вести работу, чтобы она была успешной. Для этого необходимо больше подполья, больше конспирации, больше тайны, используя в работе наиболее верных людей».
— Разговор — разговором, а кушать не забывайте, — сказал Крыжов, заметив, что тарелка гостя опустела. — Позвольте мясца еще.
Неожиданный посетитель с каждой минутой внушал иеговистскому «слуге» все большее доверие. Еще сильнее, чем пароль и отличное знание тайных документов, укрепляла это доверие уверенность, что «брат» удрал из мест заключения. Подобное прошлое было для Крыжова лучшей рекомендацией.
Саша тоже чувствовал взаимную симпатию, возникшую между ним и Крыжовым, радовался ей, старался углубить ее, показаться перед единоверцем в лучшем виде. Ответил:
— Хоть и сыт, а все у вас такое аппетитное, что не смею отказаться.
— И слава богу. Кушайте.
С минуту молчали. Наконец, гость аккуратно положил на тарелку нож и вилку, поблагодарил за угощение.
— На здоровье, — отозвался хозяин.
— Теперь — вот, — сказал Калмыков. Полез под пиджак, вытащил два журнала.
— Возьмите, «Башня стражи», самые новые. Прочтите и верным людям прочесть дайте.
Крыжов посерьезнел. Да, конечно, очень и очень не простая птица залетела под крыжовскую кровлю. Знает парень иеговистские свычаи-обычаи не хуже, а то и лучше самого «слуги».
Снизу вверх посмотрел на Сашу. Негромко сказал:
— Слушаюсь!.. Давненько у нас этого не бывало… Хотя и сами, что можем, делаем… Простите, я сейчас…
Взял журналы, вышел с ними в коридор. Отсутствовал минут пять: хоронил нелегальщину в потайное убежище.
Вернувшись, сел на прежнее место. Постукивал пальцами по столу, думал о чем-то своем. После долгой паузы сказал: