— Теряет веру! — многозначительно повторил Крыжов, как бы произнося вслух мысли Калмыкова. — Вот до чего дойти можно!.. Вы поняли, братья и сестры?!
После паузы закончил:
— Сестра Мария перепишет из журнала трактат, который я ей укажу.
«Правильно! — мысленно одобрил Калмыков. — Прочнее запомнит, что там написано».
— Может и не одна переписывать, может сыну тоже дать, — сказал Крыжов.
Такого рода наказания иеговистские «слуги» накладывают на «братьев» и «сестер» особенно охотно. Человек, переписывающий «трактаты» из бруклинского журнала, не только лучше усваивает их содержание, но и становится соучастником размножения, распространения антисоветской литературы — преступает закон. Знакомя детей с «трактатами», родители отравляют их религиозным ядом.
Наказав «ослушницу», Крыжов начал «беседу». Темой ее избрал различие между «духом» и «плотью».
— Что есть дух и что есть плоть? — ораторствовал он. — Каковы наши стремления духовные и каковы телесные? Первые приближают к богу, вторые отвращают от него. О чем думаешь ты, приверженный плоти? О предметах суетных и скоропреходящих, каковы есть и славы жажда, и блага житейские, и прочее внимания недостойное. И напрасно ты другом своим считаешь того, кто побуждает тебя о плоти заботиться, не он друг твой, но — враг лютый…
«Молодец, — опять одобрил «пионер», от которого не укрылся тайный смысл речений «человека с двойным дном». — Они поймут, что нас надо слушать, нам верить».
— А что есть дух?! Дух есть высшая благодать, которая может снизойти на тебя, пусть ты сир, убог, людьми презренен. Дух есть сила невидимая, которая ведет нас по многотрудной жизненной тропе…
Крыжов увлекся, вошел в роль. Он долго сыпал темные слова, то снижая голос до жуткого мистического шепота, то срываясь на крик, от которого вздрагивали слушатели. Калмыкову сперва не понравилось актерство, но он не мог не видеть, как внимательны «братья» и «сестры», как напряженно ловят каждое слово «слуги». Несомненно, Крыжов пользуется влиянием, он умелый проповедник, хотя бы ради этого можно простить некоторые дурные привычки. Надо не ссориться с ним, не бранить, а спокойно убеждать, воспитывать.
— А способен ли дух наш совладать с телом? — вопрошал Крыжов. — Верю, способен! Помните вы, как боль лютую, страх и холод и жар велением духа своего побороть могли — у каждого хоть раз в жизни такое бывало. Книги мудрые рассказывают, что настоящая вера не только телом слабым, но и горами огромными двигала…
Тут Крыжов быстрым движением, неожиданным для его оплывающей, вялой фигуры, вскочил, повернулся к коляске, в которой сидела Люба.
— Девушка эта, что скоро сестрой нашей будет, больна много лет. Медицина от нее отказалась, тело ее немощно, однако дух силен. Не сразу пришла она к вере истинной, а теперь сильна ее вера и поможет ей совладать с болезнью. Прошу тебя, сестра моя, встань!
Крыжов сделал несколько быстрых, широких шагов. Вот он уже возле коляски, склонился над девушкой, глядит ей прямо в большие бездонные зрачки. Заговорил ласково, вкрадчиво:
— Встань и иди! Как брат прошу тебя, с именем бога собери силы свои, попробуй, не бойся.
Наступила гробовая тишина. Лишь из чьей-то груди с хрипом вырывалось дыхание.
Щеки Любы сделались совсем белыми.
Опираясь о подлокотники кресла, девушка поднялась. Руки ее дрожали. Казалось, ей не хватит сил оторвать тело от сиденья. Молодой сектант, что стоял за коляской, хотел помочь Любе. Крыжов повелительным жестом удержал его.
Люба встала.
Медленно, неуверенно шагнула.
Тишина как бы сгустилась до предела. Стало трудно дышать. Треснул фитиль в лампе, и ничтожный звук заставил всех вздрогнуть.
Люба сделала второй шаг.
Третий.
— Иду! Иду! Слава тебе, господь! — диким голосом вскрикнула Люба.
— А-а! — такой же истерический крик отозвался ей. Пожилая женщина в темном платье упала на пол. Тело ее корчилось, на губах выступила пена. Головой она билась о затоптанный пол.
Несчастной эпилептичке никто не помогал. Все смотрели на Любу, Крыжова.
«Слуга» положил девушке руку на лоб.
— Господь дал тебе счастье, — веско сказал Крыжов. — Помни это и во всем будь покорна господу…
Он сделал паузу. В тишине хрипела и мычала припадочная. Голова ее с глухим стуком ударялась о доски пола.
«Нехорошо! — подумал Калмыков. — Причем здесь больная? Нельзя таких пускать на божественные собрания».
Как бы прочитав его мысли, Крыжов покосился в сторону длиннорукого сектанта. Тот мгновенно понял. Грубо схватил женщину в охапку, выволок за дверь. Тотчас вернулся, брезгливо обтирая руки о штаны.