— Хлебные дела, — с придурковатой усмешечкой вставил Буцан.
— Для меня хлебные, не для них. — Синие губы Макруши ядовито искривились. — Я свое не забывал, отнятый магазин с лихвой возместил. — Вроде утихнув, разъярился опять. — Думаешь один я такой?! — Острые глаза впились в Сашу. — Его, — кивнул в сторону Буцана, — всю фамилию раскулачили, родился в ссылке…
— Ан врешь! — с обидой перебил Буцан. — Папаша мой вернулся, в колхозе работает, братаны вернулись, Мишка — член правления даже. Только не по пути мне с ними… Работа дураков любит, а я не дурак…
— Он, — Макруша не обратил внимания на слова Буцана, говорил о Крыжове. — Он в тюрьме два раза сидел… А ты сам, — острые глазки постарались проникнуть в мысли Саши, — думаешь не понимаем, кто таков? Тебя советской власти помогать прислали? О выродках ихних заботиться?
«Крыжов ему все рассказал и он догадался, — подумал Саша. — Что ж, может, так лучше».
— Видишь ли, — неторопливо начал молодой человек. — Задачи у нас религиозные, и…
— Пошел ты… — перебил Макруша. — Правильная поговорка: дураков не сеют, они сами родятся. По-твоему, мы с советской властью дружить должны?
— Не дружить, конечно…
— Да?! — Макруша хотел засмеяться, но с непривычки раскашлялся. — А инструктивное письмо центра нашего, что сам же привез, читал? Читал, спрашиваю?
— Ну, читал, — сердито ответил Калмыков. Бранный тон Макруши начал его раздражать.
— Значит, не понял ничего, если читал, — пренебрежительно бросил Макруша. — Советы — враг наш, вот! И мы им враги… Час близок — сказано. Армагеддон грядет! Война — огненная война. Вот о чем помнить надо… Больше неграмотных — для Советов работников меньше. В армию наши не пойдут — солдат они не досчитаются. В кино ходить перестанут — про советскую жизнь меньше знать будут, тому, что мы рассказываем, больше поверят… Понял, друг любезный?! И нечего из себя детского защитника строить! Знай да помни!
Калмыков не ответил.
— Ты того! — поучающе заговорил Крыжов, пользуясь молчанием Саши. — Ты брату Мирону внимай, у него ума палата… С Советами мириться нельзя, больно много против них на душе накипело. Правильно брат говорит, в письме, что ты привез, как?.. «Если мы пойдем на копро… компро… тьфу, черт, еле выговоришь! — на компромисс с целью признания и оставления подпольной работы, мы погибли».
— Ну, помнишь? — добавил Макруша. — Инструкция из центра — подлинная.
Саша опять промолчал. Не находил возражений и оттого сердился сильнее.
— Инструкция все предусмотреть не может, — наконец сказал Калмыков, понимая, что говорит не то, что надо… А что надо?..
— Тебе и толкуют, — ответил за Макрушу Крыжов, в то время, когда тот с уничтожающей усмешкой глядел на «пионера». — Своей головой думай.
Раздражение, гнев искали и не находили выхода в душе Калмыкова. Надо быть справедливым, брат Мирон прав, ближе к истине, высказывает свои мысли более откровенно. Чего ради беспокоиться о детях еретиков?! Глупо! И смешно — подумаешь, гуманист!.. То есть, он, конечно, гуманист, как все верующие, но в данном случае гуманизм не нужен. Самая большая забота о детях — учить их истинной вере… Прав брат Прохор — в инструкции сказано точно. Саша обязан подчиняться ей, поступать, как она велит. Спорить с братом Макрушей нечего…
А образ маленького Пашки не выходил из памяти…
Почувствовал усталость. Продолжать беседу не хотелось. И не было настроения оставаться дальше в крыжовском доме. Низкий потолок нависал, не хватало воздуха для дыхания.
— Я пойду, — с запинкой сказал Саша.
— Пойди, пойди, подумай, — ядовито посоветовал Макруша.
Калмыков ненавидел его в эту минуту, а еще больше, пожалуй, себя. Ненавидел за пришедшую растерянность, за сумятицу в мыслях, за то, что не сумел возразить в споре. Ни «старшие» ни «теократические» книги никогда не ставили перед ним простого вопроса: а кто же те «еретики», на которых должен обрушиться армагеддон? Кому несет смерть призываемая иеговистами война?.. Статья журнала «Башня стражи» говорит: «Русский народ находится под страхом… Как наивысший пункт этого переходного времени наступит битва армагеддон. Это будет величайшим внушающим страх событием всех времен, прошедшего или будущего». «…Для всех… И для маленького Пашки тоже… Чем же виноват он?..» «Я моряком быть хочу», — сказал Пашка…