Глава пятнадцатая
КОНЕЦ ПУТИ
У иеговистов существует свой шифр, позволяющий передавать тайные известия в обычном письме. Такое письмо получил Крыжов:
«Дорогой братец! Мы живем по-старому, мама живет по-прежнему, посылает тебе привет. Посылаем мы ей часто овощи наши, пищу, фрукты, хлеб, и ты пошли тоже. Если хочешь, и тебе можем послать фруктов и овощей, у нас много, урожай будет хороший. Вася и дети здоровы. Ты хотел устроиться в пекарню работать, напиши, устроился ли. Вообще напиши о себе, о жизни своей. Ян хотел к тебе приехать».
Для посвященного «семейное» послание имело свой смысл: «мама» — руководящий орган иеговистов, в данном случае «краевой комитет»; «пища», «хлеб» — иеговистская литература: «пекарня» — тайная типография; «Ян» — журнал «Башня стражи»»; «овощи» — отчет о деятельности. Таким образом, письмо доводило до сведения, что «краевой комитет» требует регулярных отчетов, литературы и, в свою очередь, предлагает «Башню стражи», настаивает на организации подпольной типографии.
Прочитав многозначительное для посвященных письмо, Калмыков понял, что пора ждать гостинца из-за рубежа. «Почтовым ящиком» служил Грандаевский.
Для связей с внешним миром, особенно с зарубежными «братьями», иеговисты могут использовать людей, совершенно посторонних «свидетелям Иеговы». Единоверцев стараются от риска уберечь, поручают им такие задания, которые чужому доверить нельзя. Что мог показать Шая Грандаевский, если бы его арестовали? Ничего. Он не знал ни агента, который явился с приветом от Абы Дайца, ни цели его приезда. Арестованный, он для иеговистов не представлял опасности. Все это учли, когда «там» намечали, к кому должен «пионер» явиться в первый день пребывания в Приморске. Кандидатура Грандаевского, представленная его бывшим приятелем Абой Дайцем, оказалась наиболее подходящей.
Грандаевский об этом, конечно, не знал. Шая давно пришел к выводу, что обещание переправить его за границу лживо, с неизвестным человеком он никогда больше не встретится. И, вторично увидев Калмыкова на кладбище, Шая помрачнел, глаза его стали злыми.
— Что-нибудь случилось? — встревожился Шая.
— Где? — спокойно спросил Калмыков.
— У… у вас?
— У меня?.. Все в порядке. Просто нужна ваша помощь.
— Опять?! Вы же сказали тогда, что нужен только приют.
— Не всегда выходит по-нашему. Да вы не волнуйтесь, дело — пустяк, — постарался успокоить его «пионер».
На опухшей небритой щеке Шаи задрожал мускул.
— Вот что, как вас звать не знаю, — грубо сказал Грандаевский. — Не буду вам помогать и все! Не буду. Отвяжитесь раз и навсегда!
Калмыков тоже рассердился. Этот человек каждый раз вызывал в «пионере» недоброе чувство. Так было с первой минуты встречи, так стало и сейчас.
— После того, как вы мне однажды помогли, слово «не буду» исключается, — ответил Калмыков на резкую реплику Шаи.
Шая понял, что он прав. Согласился раз, будешь покорен до конца.
Грандаевский молчал. Молчал и Саша. Ему стало чуть жаль Грандаевского — несчастного, опустившегося.
Моня подошел к ним, хотел заговорить с Шаей.
— Убирайся прочь, несчастный! — огрызнулся Шая. — Проваливай!
Саша понял подтекст этих слов: Грандаевский смирился.
— Ну вот, — сказал Калмыков таким тоном, будто никакого спора между ними не было. — На ваше имя скоро придет посылка от Юлиана Турчака из Варшавы. Получите ее и не вскрывайте Поставьте на подоконник вашей комнаты какой-нибудь предмет: бутылку, лампу, кувшин, — что хотите. Тогда я приду.
— Понимаю, — упавшим голосом ответил Шая. — А что там, в посылке?
— Разные вещи, — неопределенно ответил Калмыков. — Обыкновенные. Кое-что перепадет и вам…
Посылка прибыла. Шая сделал все, как было приказано.
В тот же вечер явился Калмыков.
Грандаевский со страхом глядел, как он распаковывает фанерный ящичек. Шая боялся увидеть адскую машину, оружие, бог знает что… Но неизвестный Юлиан Турчак из Варшавы прислал Шае большую целлулоидную куклу, такой же большой, пестрый волчок, метра три плохонького ситца, несколько крупных пакетов немецкой фотобумаги, галстук, дамскую сумку — все далеко не первого сорта.
Шая обалдело рассматривал содержание посылки. Никак не мог взять в толк, зачем понадобилось посылать из Польши дребедень. Удивление его достигло крайних пределов, когда Калмыков распорядился подарками Юлиана Турчака:
— Вот это, — отложил куклу, волчок и бумагу, — мне, остальное вам.
И не прощаясь, ушел.