— О Любе мне и надо с вами побеседовать. Надеюсь, вы ей поможете.
Саша взволновался:
— Что случилось? Почему она нуждается в помощи?
— Сейчас узнаете. Сперва — несколько вопросов. Вы — родственник Любы?
— Н-нет…
— Признаться… — Васильковская чуть улыбнулась, и Саша опять покраснел, — признаться, я об этом догадывалась. Но вы ее друг? Настоящий друг, да?
— Да! — твердо ответил Саша. — У меня нет человека, роднее ее.
…Большой мир, огромный мир — стра́ны, города… И в этом мире ты — один… И еще… бог…
…А потом приходит человек, становится тебе дороже всего на свете… Дороже бога?!. Нет, не надо об этом!..
— Я ей настоящий друг! — повторил Саша.
— По-моему, — задумчиво сказала Васильковская, — у Любы к вам точно такое же чувство. Я — женщина, а женщины подобные вещи замечают быстро, безошибочно. К тому же, я ее врач.
Саша сиял от счастья, слушая Ирину Григорьевну. Он смотрел на губы Васильковской, боясь потерять хоть слово.
— Еще один вопрос, последний… Или не последний, все равно. Вы давно знаете Любу?
— Давно! — решительно ответил Саша. Ему казалось, что он и Люба знакомы всю жизнь — такими близкими они стали. — Хотя… Простите, недавно, месяцев восемь.
— Ну, это и не мало… Она никогда не рассказывала вам о своих знакомствах, взглядах на жизнь, о том, что привело ее в больницу?
Калмыков насторожился. Инстинкт преследуемого, чужого среди чужих, неприятное чувство, которое возникло с первой минуты на советской земле и с тех пор не проходило, — это чувство холодом сжало сердце. Искоса глянул на Ирину Григорьевну. Ответил, как Грандаевский, вопросом на вопрос:
— В чем дело? Какое это имеет значение?
Сказав, поразился простой и неприятной мысли: почему все время приходится хитрить с людьми, желающими ему только добра, — с шофером, что вез в Григорьевку «к больной матери», с соседом по купе поезда, с Петром и Ксаной, теперь вот с Ириной Григорьевной, которая много сделала и делает для Любы, а, значит, для него. Он обманывает их, кривит душой… А с Крыжовым и прочими откровенен… Они — свои, единомышленники и единоверцы…
«Не надо, не надо об этом!» — в который раз мысленно повторил он. Прислушался к словам Ирины Григорьевны.
Васильковская не заметила встревоженного голоса Саши. Веско сказала:
— Значение — большое. Девушку похитили из нашей больницы, довели до нервного расстройства, чуть не убили.
Калмыков не ответил. Не мог сосредоточиться. Не мог, как следует, осознать сказанное Васильковской.
— Как это произошло? — в конце концов глухо произнес он. — Кто вам сообщил?
— По-настоящему, никто. Я обдумала все, что говорила Люба в бреду, что удалось узнать у нее урывками во время наших бесед… В первый раз Любу поставить на ноги не удалось, мы ее выписали, как хроника… неизлечимую.
— Знаю.
— Можете понять ее состояние тогда! Она еще не видела жизни, а думала, что жизнь кончена…
— И вот, — продолжала Васильковская после короткой паузы, — мы сделали непростительную ошибку: забыли о Любе. Школьные подруги однажды заглянули к ней, пообещали помочь наладить учебу и… больше не явились. Не наведались к ней из райкома комсомола, из больницы нашей… Осталась Люба одна, совсем одна…
По коридору кто-то прошел — быстрыми, уверенными шагами. Ирина Григорьевна подождала, пока шаги затихли.
— Вместо нас явились сектанты. Они читали «священные книги», рассказывали душеспасительные истории… О, они умеют влезть в душу! День за днем, капля за каплей отравляли сознание больной, из-за болезни неуравновешенной девушки. Недуг, тоска, постоянные нашептывания святош сделали свое дело…
— Позвольте! — не выдержал Калмыков. — Но!.. — Сразу спохватился, продолжал спокойнее. — Но ее можно понять. Медицина от нее отказалась, религия давала надежду. И не напрасно — Люба выздоровела.
Ирина Григорьевна чуть улыбнулась.
— Нам всегда хочется оправдать близкого человека… Послушайте дальше — как «отказалась» от нее медицина и как «выздоровела» Люба. Один новосибирский врач предложил новый метод лечения болезни, которой страдает Люба. Мы сразу вспомнили о Кравченко, взяли ее к себе. Месяца через два она уже делала первые шаги по палате. Но произошло отвратительное и неожиданное. Тетка ее стала требовать девушку домой. Мы отказались — пока не кончится лечение. Однажды под вечер приехали на машине и попросту увезли Любу, прямо в больничной одежде… Знаете, зачем? Трудно поверить, но это так, мне стало ясно из ее рассказа. Сектанты инсценировали ее «выздоровление» во время одного из их молений…