От дум, волнения лихорадило. Однако Калмыков был энергичен, силен, как никогда. Он принял важное решение. Он готовился к поединку, который круто переменит Сашину судьбу.
И судьбу Любы тоже…
Глава шестнадцатая
ПО СЛЕДУ
Саша пошел к Крыжову. Надо было, не мешкая, разузнать дальнейшие планы «слуги килки» и его дружков.
В доме на Загородной ничего не изменилось. Заведенный распорядок оставался незыблемым: остервенело гавкал у ворот пес, Евстигнеюшка, как и прежде, гремела засовом. Хозяин с компанией сидел за столом, выпивая и закусывая. Казалось, они обречены каким-то таинственным заклятием не отходить от стола ни днем, ни ночью, беспрерывно лить в себя водку.
Настроение сегодня было минорное.
— В чем дело? — спросил Саша, видя, что общество не в духе.
Крыжов только махнул рукой, налил себе коньяку. Выпил, поморщился. Проделав все это, рассказал о происшествии с папкой и дружинниками.
Дзакоев, хотя и знал до мелочей подробности неудачной операции, слушать о ней равнодушно не мог. Его бесило, что Крыжов даже такое, с точки зрения Дзакоева пустяковое задание, не выполнил как следует.
Дзакоев вскочил, заметался по комнате. Бросил через плечо:
— Идиот! Какой идиот!
— Это кто же идиёт, хотел бы я знать? — Крыжову надоело высокомерное отношение Дзакоева. Из всей сектантской троицы Дзакоев благоволил только к Макруше, остальных откровенно презирал. Терпение Крыжова лопнуло, он решил осадить Дзакоева. Вдобавок «слуга» был зол после пережитой опасности и пьян сильнее обычного. — Говори, голубок, прямо, не стесняйся.
— Ты! — Дзакоев подскочил вплотную, дыша ненавистью, глядя бешеными глазами в глаза Крыжова. — Ты идиот!
— А ты сволочь!
Крыжов вскочил. Дзакоев подумал, что собеседник от слов хочет перейти к действиям. Решил опередить его, с размаха стукнул иеговиста по физиономии. Крыжов полетел в угол. Буцан бросился выручать «брата», обхватил Дзакоева, но не удержался и свалил его весом своего массивного корпуса. Сцепившись в один клубок, Крыжов, Дзакоев, Буцан начали кататься по полу. Сшибали мебель, перевернули стол. Посыпались бутылки и посуда. Тарелка со студнем упала прямо на голову «слуге килки», тот ошалело заморгал глазами-копейками.
На шум прибежали Евстигнеюшка и вечная посетительница крыжовского дома Люська. Евстигнеюшка заохала, запричитала. Люське будто даже понравилось. Признаков испуга она не проявляла, громко посоветовала: «Давай, мальчиша, наяривай!».
«Этих скотов я считал братьями духовными! — с горькой насмешкой над самим собой думал Саша. — Как слеп я был».
Буцан с Крыжовым не дрались, пробовали покрепче схватить Дзакоева, тог понял: одному с ними не справиться. Быстрым ударом по лицу отбросил Крыжова, пнул Буцана в живот, отчего тот согнулся едва не пополам. Освободившись таким образом, Дзакоев вскочил на ноги, сунул руку в карман. Тонкие усики его вздрагивали, рот ощерился, показывая мелкие острые зубы.
Калмыков понял: сейчас произойдет убийство. Макруша, который до сих пор сидел на диване, поднимая ноги, если дерущиеся подкатывались слишком близко, и сохраняя спокойное выражение на щучьем лице, догадался о намерениях Дзакоева раньше Саши. С неожиданной для его лет легкостью Макруша вскочил. Встал перед Дзакоевым, схватил за руки.
— Ума лишился? Себя и нас погубить хочешь?
Напряженное тело Дзакоева ослабело. Тяжело вздохнул, переводя дух, вынул из кармана руку. Усики продолжали вздрагивать. По-звериному щерился рот.
— Погодите, скоты. Я еще вам припомню, — бросил он в сторону Крыжова и Буцана, которые медленно поднимались с пола, угрюмо поглядывая на Дзакоева.
— Еретик бесстыжий, безбожник, — ответил Крыжов, дергая шеей, — с головы студень затек ему под воротник.
Евстигнеюшка и Люська собрали остатки переколоченной посуды, подмели комнату. «Слуга килки» умылся, сменил выпачканную холодцом рубашку. Столь неожиданно прервавшаяся беседа возобновилась.
— Все вы трое идиоты! — сердито сказал Макруша. — Чего друг на друга вызверились? Мало вам хлопот? А ежели бы брат Федор пришел?
— Ему скажи! — сердито оборвал Крыжов. — Дружку своему — бандиту. Не мы дрались, он на нас кинулся. Пес бешеный… Сестра Евстигнеюшка-а!
Пришлепала Евстигнеюшка.
— Коньячку принеси, закусить чего есть. Лимончику не забудь.
Когда все было принесено, Крыжов выпил, сразу повеселел. Налил себе полную стопку и Дзакоев. Выпив, тоже будто успокоился: перестали дергаться усики.