И тут Валера сдался.
Он просто сел в то место, где я его нашел, и позволил девочке есть свою ногу.
Ему было больно, но он ничего не делал.
У него пропала надежда еще потому, что в окно он смог увидеть соседа, бредущего по улице примерно в том же виде, в каком находились сейчас его жена с ребенком: весь белый, покрытый черными венами.
Он не знал, сколько прошло времени, пока его, по сути, ели заживо. Не думаю, что долго. Иначе, повреждений было бы намного больше.
Но он заметил восклицательный знак в углу своего зрения.
Открыв уведомления Системы, он получил подсказку, что для убийства прокаженных надо уничтожить полностью их тела. И только тогда он обратил внимание на красную надпись над головой девочки: Прокаженный, 1 уровня.
Он понял, что она больше не его ребенок. Что что-то случилось.
Он выстрелил ей в голову. И она затихла.
Но сил, чтобы уничтожить тела близких у него не было. Да и желания тоже.
Теперь ему хотелось лишь убить как можно больше таких тварей, которые, он был уверен, скоро наведаются к нему в гости.
Поэтому он перетянул ногу и готовился подороже продать свою жизнь.
Но к нему пришел я.
Выслушав историю, я поднялся и направился к выходу.
- Ты куда? - почти безразлично спросил меня Валера.
- В сарай. За пилой, или топором, что там у тебя есть, - не стал скрывать от своего знакомого, то, что мне предстоит с ним сделать, - тебе нужна ампутация. Сейчас это единственный твой шанс, - грустно произнес я и вышел из дома.
Я знал, где находится сарай с инструментами и садовой утварью. Быстро собрал то, что поможет мне перепилить кость.
Как врач, я понимал, что даже так у моего земляка шансов выжить не очень много. Антисанитария, отсутствие нужных лекарств в достаточном количестве...
Но я верил, что смогу его спасти. Все же он крепкий мужик, а я хороший врач. И минимальный набор необходимого для операции и последующего его восстановления у меня есть.
Я медленно вернулся в дом, постояв еще пару минут на свежем воздухе.
Мне действительно было морально тяжело. Поэтому я позволил себе потратить драгоценные минуты, чтобы выкинуть все мысли и чувства из своей головы.
Сейчас Валере не нужен друг. Ему нужен врач. Безэмоциональный. С холодной головой и сосредоточенный на деле, а не на переживаниях.
Когда я вернулся к пациенту, он молчал и явно о чем-то раздумывал. Наверное, о ситуации, в которой он оказался. В которой мы оказались.
Я успел ему в двух словах описать происходящее в поселке, что заставило еще больше помрачнеть мужчину.
Когда я стал стерилизовать подручные инструменты, готовясь к операции, Валера неожиданно произнес:
- Не надо, - он решительно уставился мне прямо в глаза.
- Что не надо? - удивился я, - ты не доверяешь мне? Поверь, я хороший врач, без ампутации ты умрешь. Если бы ее можно было бы избежать, я бы сказал.
- Не надо, - уверенно повторил мужчина, - я доверяю тебе. Но не вижу смысла. Я лишился ноги, я лишился семьи. Зачем мне жить? Тем более, судя по твоему рассказу, калеки в новом мире и так долго не проживут.
Я не знал, что ответить своему знакомцу. Отчасти, я его понимал. Возможно, такое его решение лишь поможет мне в сложившейся ситуации.
Если не тратить на него время, а сейчас же уйти, я еще успею попытаться убить мини-боса, пока он в процессе эволюции. А если буду настаивать на операции, на это шансов нет.
Но как, я — врач, мог обречь на смерть человека? Не какого-то подонка, которого не так-то уж было и жалко. А нормального мужика, с которым мы не раз пили местный самогон.
Смогу ли я остаться собой. Остаться человеком?
По моему мнению, именно моральные нормы, нормы приличия и такие чувства, как сострадание и милосердие дела делают человека человеком. Если нет таких сдерживающих факторов и ментальных установок, если человек не может испытывать вышеуказанные чувства — его ничего не отличает от животного.
К некоторым моральным уродам я так и относился: как к бешеным псам.