Откуда-то еле различимо долетали упрямые гаммы. В распахнутые весной и летом окна зала имени А. Я. Вышинского тоже долетали гаммы и вокализы. Подумать только, был такой зал - "им. Вышинского". Двусветный, главный на факультете. А рядом консерватория. В те годы у кого имелся блат - шли в Институт международных отношений. У кого не имелся - в юридический. То есть, конечно, шли и в другие. Кто силен в физике-математике - двигали в технари. А из гуманитарных эти были престижней, что ли. Иных просто устраивало наличие военной кафедры (не брали в армию). Разные учились люди на юрфаке, разные и учили. "Откройте алфавитный указатель кодекса на букве "ж", - командовал человек в сером мундире с четырьмя генеральскими звездами. - Найдете ли вы слово "жалость"? Нет, не найдете!" Впрочем, даже тогда он коробил.
Однажды перед лекцией прямо-таки испарился демократичнейший доцент Польский. Позволил себе умствовать о различиях в построении верховной власти в странах социализма. И уже без Польского в 53-м общий митинг студентов и преподавателей возбужденно прокричал "ура!" ликвидации Берии и его окружения: Меркулова, Абакумова, Рюмина.
Когда Томина, как многих его сокурсников, распределили в милицию (кадры принялись обновлять), наступил уже канун 56-го. Брезжили иные времена.
Что-то изменилось. Да, гаммы умолкли. А судья продолжает читать заключение. Никого оно не волнует. И меньше всего - Шахова. Если б даже Паша не говорил, легко было угадать, что он главарь (или "паровоз"). По некоей высокомерности в осанке. По нежной округлости щек, может быть. Что за блик перебегает туда-сюда в сумраке скамьи подсудимых? Томин пошарил глазами откуда? Вон откуда, от противоположного дома. Ветер там пошевеливает открытую форточку, а здесь зайчик играет, заставляет Шахова сыто смаргивать. Ловит его Шахов, подставляет лицо под отраженный свет солнца. Что ему слушать обвинительное. Он уже перебрал его по словечку. С Факторовым перебрал. Это сразу ясно, кто кого защищает. Стоит подсудимому появиться, адвокат обменивается с ним безмолвными любезностями. Но все-таки судят Шахова в первый раз. На горизонте приличный срок, а ему под пятьдесят. Редко кто способен расслабиться в подобной ситуации.
"Как следует из показаний всех обвиняемых, руководителем преступной группы и координатором ее действий являлся Шахов. Том первый, лист дела 16-й по 26-й, 54-й по 60-й..." Скучища. Предложи кто-нибудь Томину высидеть такой процесс, он бы его послал на все буквы. Но Паша сказал:
- Сулились, что там случится нечто. Тогда хотелось бы не с чужих слов.
- Очень надо?
- Надо.
А сам, видите ли, уехал в командировку.
Нечто началось часов в пять пополудни.
- Подсудимый Шахов, с обвинительным заключением вы были ознакомлены в положенный срок?
- Спасибо, да.
- Признаете себя виновным?
- Нет, я арестован незаконно и ни к чему не причастен.
С каким достоинством произнесено-то! Судья слегка дернулся, но продолжал задавать обязательные вопросы:
- Подсудимый Преображенский...
Преображенский, наряженный в переданные из дому обноски, вскочил за барьером, как на пружине.
- Признаю. Виновен, даже вдвойне! Во-первых, сам. Во-вторых, оклеветал Шахова, поскольку...
- Садитесь, - хмуро остановил судья.
Та-ак. Процесс разваливался на глазах.
- Шахов Михаил Борисович отношения не имел...
- Оговорили...
- Подлинным организатором являлся бухгалтер Шутиков, - это последний обвиняемый, пудов на восемь экземпляр, озвученный козлиным тенорком.
Судья пытался урезонить:
- На предварительном следствии вы утверждали... Показания с ваших слов записаны верно?
- Совершенно верно, гражданин судья.
- Вы их подтверждаете?
- Нет, - колыхнулись пуды за барьером. - Раньше мы Шутикова выгораживали, но раз он скрылся, нету расчета. Мы тоже свою честность имеем!
Ишь, паскуда! В один голос. Недурной Паше подарочек.
* * *
У Томина своих дел было предостаточно, и он еще в тот день изрядно побегал. Инспектора угрозыска ноги кормят. Есть такая птаха в наших краях, которая всю жизнь ходит пешком и вместо перелета по осени бежит несусветно далеко. Томин порой, забегавшись, чувствовал себя подобной птахой. Названия он не помнил, птиц можно не запоминать.
А вечером покемарил. Предстояло ночное дежурство, и отдых считался служебно-обязательным. Кто этим пренебрегал, подчас оказывался неспособным сохранять быстроту реакции до утра, а то и с захлестом на следующий день.
Как-то перед рассветом на заводе имени Войтовича застрелили начальника караула и забрали из сейфа шесть пистолетов с патронами. А случилась данная заварушка накануне праздничного парада. Начальство, разумеется, в поту. Не то чтобы всерьез ждали терактов, ну а неровен час - с кого шкуру спустят? Примчавшиеся на место оперативники правильно рассудили, что тут сработал парень, недавно принятый в военизированную охрану. Рванули к нему домой, но от нервов и спешки до того были всполошенные, что не сообразили проверить, цела ли вся его одежда. И полные сутки разыскивали по городу парня в ватнике и кепке (как он на завод ходил). Потом постовой на привокзальной площади сцапал его, обвешанного оружием, просто сам не зная почему, по вдохновению. И был тот в сером плаще и вязаной шапочке. Так что операм досталось крапивой по заду, и много они кручинились, что до дежурства кто в гостях веселился, кто белье стирал в угоду жене.
В двенадцатом часу Томин сидел на вечно кожаном казенном диване в дежурной части Петровки, 38, и играл в шахматы. Кудлатый следователь Орлов шуршал рядом газетой. В соседней комнате разгоняли сон, сражаясь в пинг-понг.
- Противная лошадь, - пожаловалась Зина на томинского коня, удачно вторгшегося в ее позицию. - Как мне ее отсюда выгнать?
Орлов - прокурорский кадр, таявший от Зининых рыжих марсианских глаз рискнул помочь.
- Я бы вот... - показал он, как ходить.
- А я тогда так, - парировал Томин, прописав в воздухе пальцем великолепный бросок ферзя.
- Тоже мне, советчик, - покосилась Зина. - Шурик, зачем ты рвешься к победе над слабой женщиной?
- Я просто голодный.
- А ужинал?
- Два азу - и ни в одном глазу.
- Жениться надо.
- Перестань меня трудоустраивать.
- Зато жевал бы сейчас домашние бутерброды.
В обычное время о бутербродах заботилась мать. Но у нее двухмесячные каникулы на родине, в Киеве: Зина, естественно, знает и полагает, что момент удобен для агитации.
- В розыске холостяк лучше, - опять встрял Орлов. - Работает, не оглядывается, как бы деток не оставить сиротами.
- Следователь Орлов, инспектор Марчек, эксперт Семенов - на выезд! Убийство на улице Мархлевского...
Орлова с его глупостями как ветром сдуло.
"Зинаида, конечно, выиграет", - думал Томин и, как ни смешно, досадовал и старался отвлечь ее разговором.
- Жениться я не против, Зинуля. Даже составил опись на досуге. Насчиталось шестнадцать желательных качеств. Нереально. К тому же любовь проходит, а аппетит - никогда.
Она сделала маленький шажок окраинной, шелудивой пешкой.
- Шурик, ладья под ударом.
"Вот те раз! Ну никогда с ней не угадаешь, что вытворит", - Томин погрузился в размышления. Он почти изобрел, как одним махом отбиться от пешки и взбодрить своего коня, но голос из динамика погнал на выезд.
Происшествие было плевое. Здоровенный лоб - явно оттуда, еще вчера-позавчера решетки грыз - забрался в промтоварный склад. Запихал в мешок три каракулевые шубы и, воображая, видимо, что так будет лучше, начал перед уходом обрывать провода сигнализации. Она от такого обращения заголосила, замигала, и сбежавшаяся охрана скрутила любителя мехов. Теперь он сидел в помещении конторы, выгороженном внутри склада стеклянными стенками, и два безусых милиционера несли по бокам караул.