— Предположу, что связано с музыкой?
Леопольд грустно улыбнулся.
— В то время синематограф был немым. На экране демонстрируется фильм — тогда говорили «фильма», — а тапер играет на рояле, создавая таким образом звуковое сопровождение. Я выдерживал два, а иной раз и три сеанса подряд. Наигрывал попурри из опереток и романсов. Мои консерваторские педагоги могли бы мной гордиться. — Он горько рассмеялся. — Но, разумеется, никого из них я не навещал — хотя о некоторых знал, что сумели пережить и революцию, и голод. Я жил под чужим именем. Стал Трофимом Пономаренко — мещанином, уроженцем города Житомир. Леопольд Генрихович умер. Наводить справки об Изольде я не пытался. Мне не хотелось знать, что стало с моей сестрой, не мог простить ей гибель отца и матери. Но судьба распорядилась иначе. Во время одного из сеансов я вдруг почувствовал на себе чей-то взгляд. Встретившись с Изольдой глазами, вздрогнул. С тех пор, как мы расстались, она почти не изменилась… Для вас, наверное, будет дико это слышать, но я был готов к чему угодно, слишком много насмотрелся за годы скитаний. Вплоть до того, что меня арестуют прямо во время сеанса. Я не видел сестру больше десяти лет и понятия не имел, чего ожидать. А Изольда просто подошла ко мне, обняла и заплакала.
Леопольд раздавил окурок в стоящей на подоконнике пепельнице.
— Изольда уже была видящей?
— Да. Но мне, разумеется, об этом не сказала. Она всю жизнь пыталась меня опекать, будто малого ребенка. И морочила голову ещё долго, почти двадцать лет. Мы жили под одной крышей, но я не имел ни малейшего представления, чем в действительности занимается моя сестра. О существовании призрачного мира узнал, когда умирал в госпитале. Это было в самом конце войны, я был тяжело ранен при штурме Бреслау… Что? — Леопольд посмотрел на меня. — Удивлены тем, что противник советской власти пошёл воевать за эту власть?
— Да при чём тут власть? Вы же не за неё, а за страну воевали.
— А вы мне нравитесь, молодой человек. Интересно рассуждаете. — Леопольд поджёг ещё одну сигарету. — Я мог бы получить бронь, уехать в эвакуацию. Работал тогда в оркестре Кировского театра. Изольда умоляла меня это сделать… Но я не согласился. Не считал возможным для себя, человека с военным опытом, отсиживаться в тылу. После ранения меня привезли в госпиталь. Какими правдами и неправдами Изольда сумела туда попасть, не знаю. Когда она приехала, я лежал в бреду. Прогнозы были крайне неутешительными, жить мне оставалось едва ли сутки. И именно тогда Изольда впервые заставила меня выпить пилюлю. Вы ведь знаете, о чём я говорю?
Глава 16
— Догадываюсь, — буркнул я.
Не догадаться о том, что без пилюль, которые показывала мне Таня, здесь не обошлось, мог только полный дебил. На свои сто двадцать лет Леопольд уж точно не выглядел.
— Ну и, стало быть, вот. — Он развёл руками. — С тех пор Изольда поддерживает моё существование в текущем виде. Разумеется, ей пришлось мне открыться. Я знаю о вашей службе многое. И знаю о том, что я — так называемая пустышка, к вознесению не способен. Именно поэтому Изольда не позволяет мне тихо и спокойно помереть от старости. Каждый раз, когда разговор заходит об этом, дело заканчивается слезами. Я — всё, что у неё есть, если умру окончательно и бесповоротно, она не сможет себе этого простить. Слишком настрадалась, когда узнала о гибели наших отца и матери.