Нас всех как ветром сдуло. Ван и Денис улетели первыми, а мы с Изольдой в дверях чуть не столкнулись плечами. Я спохватился, придушил властной мозолистой рукой разума инстинкт самосохранения и пропустил даму вперёд.
— Встретимся сегодня вечером? — спросила Изольда, повернувшись через плечо.
— Конечно, — кивнул я. — Варианты, предпочтения?
— Ты можешь зайти ко мне. В номер.
Я опять вовремя задушил ту реакцию, которая прям напрашивалась. Но разум ничего более адекватного изобрести не сумел. Поэтому я кивнул, вероятно, с каким-то совершенно похоронным выражением на лице. Изольда быстро отвела взгляд.
— Я не настаиваю…
— Не-не, слушай, давай начистоту. Я бы не хотел ничего испортить, но мы слишком уж разные. Поэтому временами я буду тупить. И косячить. Часто. Я с удовольствием зайду к тебе в номер.
— Я ничего такого не имела в виду!
— Это понятно. Ну, теперь — понятно. Хорошо, что сказала. Значит, до встречи после уроков?
— После чего? — Изольда аж остановилась на месте.
Блин. Ну да, сработала ассоциативная связь. Когда я так жёстко переживал из-за грядущего свидания? В школе, ясен день…
— После работы, — исправился я. — Пардон, у меня тут небольшой перегрев процессора, с этим чёрным обходчиком…
Изольда улыбнулась так, что мне показалось: она всё поняла.
— До встречи, — сказала и направилась к лифту.
Я из вежливости подождал, пока она уедет. Зависоны зависонами, но уж одно точно надо понимать: если девушка красиво попрощалась и ушла — пусть уйдёт, так надо. Навязчивость никому не нравится. А так-то мне тоже на лифт сейчас…
— Ой, чего-то ты прям светишься! — встретила меня старушка. — Влюбился, что ль?
— Да не, мемасик смешной прислали, — отмахнулся я. — Ну что, как вы тут, Дина Михайловна?
— Хорошо, ой, хорошо! — засуетилась старушка, наполняя чайник. — Во всю жизнь так хорошо не жилось ни разу. Ничего делать не надо, огорода этого нет… Тебе чаю-то с сахаром? Или, может, подождёшь, я супчик сварю?
Тут я обратил внимание, что на столе стоит компактная электроплитка. Появилась и кастрюлька.
— Дина Михайловна, вы если голодны, надо было просто еду заказать, — напомнил я то, что уже говорил в первую встречу. Такие моменты по умолчанию входили в базовый инструктаж.
— Ой, да чего я буду людей дёргать, — отмахнулась старушка. — У самой руки есть.
— Вы правда думаете, что людям, работающим в отеле, проще купить для вас электроплиту и кастрюли, чем сервировать обед?..
Вопрос гостья пропустила мимо ушей. Схватила кастрюлю, побежала в ванную набирать воду. Я задумчиво хмыкнул. Кажется, что-то начало доходить.
— Дина Михайловна, — позвал я, когда старушка вернулась с кастрюлей, — а чем вы занимались, когда… Когда у себя дома жили?
— Ой, да чем занималась! — Старушка включила плиту. — Как весна начнётся — так рассада, потом — копать. Сын-то в Москве, когда сам приедет, мотоблок заведёт, когда наймёт кого… А потом посадки. Всё лето — прополка, поливка, потом урожай собери, варенья навари, солений насоли…
— А зимой?
— Ну, зимой… Зимой тоже… — Старушка как будто растерялась, но тут же нашлась. Вытащила откуда-то пакет с картошкой. — Хлопот-то всегда полон рот, только успевай поворачиваться. Дети когда есть, сложа руки не посидишь.
— Много у вас детей?
— Да двое. Сын с дочкой. Оксанка-то уж вообще уехала… Куда-то там, в Черногорию, что ли, чего там забыла — не понять. А Борька в Москве. Женился там, квартиру купил. Редко наезжает.
— И вы, значит, ради детей круглый год не покладая рук трудитесь?
Миска, в которую Дина Михайловна наложила картошки, дрогнула у неё в руках.
— А что ж, — тихо сказала она, — Оксана, может, когда в гости приедет. А Борька — тот часто… Ну, не каждый год. Но тоже приятно, там, баночку огурчиков… В магазине разве ж такого купишь! Своё, оно всегда лучше. Картошечка… Да, картошечку помыть надо.
И она опять ушуршала тапками в ванную. Я вздохнул. Картина в голове нарисовалась понятная. Святая женщина привыкла всю себя отдавать детям. А когда дети встали на крыло и перестали нуждаться в её круглосуточной опеке, она этого предпочла не заметить. Потому что иначе уже просто не умела. Боялась той пустоты, которая разверзнется, если остановить множество запущенных в незапамятные времена процессов. Вот и теперь — не может себе позволить остановиться.
Из ванны донеслось негромкое пение. Дина Михайловна чистила картошку и была, кажется, совершенно счастлива.
Я подошёл к ванной, встал в дверях.
— … и тебя, моя мама, согреет оренбургский пуховый платок, — напевала Дина Михайловна, стоя над раковиной.