— Спасибо, — сказал я, поставив на стол кружку. — Было очень вкусно, но нам действительно пора.
— Да-да, конечно, — вяло засуетился старик. — Вы уж заходите иногда. Чаю попить, поболтать. А то я тут сижу, сижу… Наружу, признаться, нос высунуть страшно. Что делается? Все умные, нос дерут, а объяснить никто ничегошеньки не может…
Мы лживо наобещали старику, что обязательно придём, и вышли.
— Фух! — сказала Ева, лишь только мы вышли из здания наружу. — Капец, душно.
— Чё ты начинаешь, — обиделся я за Бориса Наумовича. — Одиноко мужику. Чего ему было, плясать перед тобой, что ли…
— Да я не о том. В подсобке у него духота.
— А, ну, это да.
— Идём уже, а то Мстислава нас сожрёт.
Мы пошли, но я, сделав несколько шагов, задержался. Окинул задумчивым взглядом стенд с доской почёта.
— Ты чего залип? — повернулась Ева. — Чего там?
— Борис Наумович Пешехонов, — прочитал я и постучал пальцем по фотографии, с которой на меня смотрел заслуженный, почётный и всякий прочий старик. Смотрел с испугом, как будто впервые в жизни увидел фотоаппарат.
— Ну и чё? — Ева, подойдя, окинула стенд скептическим взглядом. — Хочешь автограф у него взять?
Я покосился на Еву и вновь постучал пальцем по стенду. На этот раз под фотографией.
— Тысяча девятьсот двадцать седьмой, две… — Ева запнулась и дочитала уже совсем другим голосом: — Две тысячи семнадцатый…
Мы вновь посмотрели друг на друга. Это у нас сегодня было частое явление.
— Не поняла… — пробормотала Ева.
— Да всё ты поняла.
— В смысле… А что мы пили-то?
— По классике. Самих себя. Пили и ели. Чувствуешь небольшую усталость, как будто пару мешков картошки на второй этаж подняла?
— У… угу. Но это как вообще⁈ Слушай, а ведь мы ж реально из призрачного мира не выходили. Блин, Тимур, это чё за крипота такая, а⁈
Мстислава предсказуемо не оказалась в восторге от новостей. Выслушав доклад о петушином приключении за столиком в кафетерии, она обрушила на меня громы и молнии.
— Ты хоть за хлебом можешь сходить так, чтобы во что-нибудь не вляпаться⁈ Кой-пёс тебя понёс в этот зоопарк?
— Мы петуха воровали наоборот, — заступилась за меня Ева.
— Нао… Чего-о-о⁈ — опешила Мстислава.
— Ну, подбрасывали. Понимаете, петух стал представлять собой такое явление, как отрицательная стоимость. Это актив, который приносит лишь убытки, нам в школе на экономике рассказывали. При этом, в силу определённых причин, его легальная продажа или передача в дар крайне затруднена. Поэтому нам пришлось пойти на хитрость.
Мстислава обмякла, раздавленная аргументами. Вытащила трубочку, набила её табаком из кисета.
— Два сапога пара, — буркнула она. — Ещё и налопались… Предупреждала ведь, обоих, что в призрачном мире лучше ничего не есть и не пить! Ну или, по крайней мере, только в проверенных местах.
— Да мы не знали, что в призрачном мире, — поморщился я. — Честно говоря, вообще странно. Он как будто загипнотизировал…
— Во-во, и у меня так же, — подхватила Ева. — Прям будто выпала вообще.
— Мстислава Мстиславовна, а это вообще кто? Он вообще как? Он же там, получается, уж скоро призрачный юбилей справлять будет, такое возможно вообще?
Сделав несколько злобных пыхов трубочкой, Мстислава заговорила:
— Возможно. Очень редко, но бывает. По сути дела, это пожиратель.
— По… Да ну! — не поверила Ева. — Совсем не похож.
— Похож, не похож… Маэстро, вон, тоже был не похож. Толку? Преставился человек. К Свету — боится. Что делать — не знает. К месту привык. Вот и держится клещом за то, что худо-бедно знакомо. Ну не прям пожиратель, конечно. Пожиратели — это те, кто при жизни нажраться не могли никак, всё мало было. А этот не такой, мирный старичок, судя по всему. Но держится в призрачном мире так же, как пожиратели или как пустышки. Энергию тянет.
— Из кого? — спросил я.
— Ну, вот, с вами почаёвничал — у вас подтянул. Потом ещё к кому прилипнет, покалякает.
— Хотите сказать, его видят обычные люди?
— Может, и видят иногда. Не удивлюсь, если по всему зоопарку легенды ходят. Чем больше людей знают и верят, тем более призрак как будто реален. Одними сплетнями его уже подпитывают. А старику, по всему видать, много не надо, жил скромно, боязливо… Вы перед тем, как он появился, что-то почувствовали?
— Нет вроде, — задумался я. — Мне, правда, как-то грустно стало… Ну, что жизнь так поменялась. Даже как будто страшно, что ли…
— Слушай, и у меня такая же фигня, — уставилась на меня Ева. — Я как будто в школу обратно захотела.