«Повзрослела! Повзрослела! – повторяла Вейгела про себя. – Как не вовремя! Как рано!» Это был один из немногих приступов жалости к себе, которые, вырвавшись из-под контроля разума, затопляли все ее существо чувством отчаяния, тоски, гнева, пустоты – одиночества. В такие моменты она уже не помнила никого и ничего, и вся прошедшая жизнь обретала серые, промозглые цвета, а воспоминания о светлых днях, которые она призывала из омута памяти в утешение, казались до того нереальными, что вгоняли лишь в большее уныние. Не было и не могло быть в этих острых приступах жалости ни нежно любимых сестер, ни смешного в своей детскости Наставника, ни лелеющего ее отца, ни трогательной матери, ни бесконечно любимого брата, покинувшего ее. Было только грандиозное отчаяние и золотые – золотые! – волосы.
К тому времени, как за ней зашел Линос, Вейгела привела себя в порядок, и если ее глаза и сохранили намек на недавний срыв, то трактовать его следы можно было по-разному. С легкой улыбкой она взяла Линоса под руку, и вместе они неспешно двинулись к тронному залу.
– Линос.
– Да, ваше высочество.
– Почему у тебя на щеках есть крапинки, а у меня нет? – теплым голосом спросила Вейгела. – Я нахожу их очень милыми.
К удовольствию принцессы Линос густо покраснел. Пролепетав что-то невнятное, он перевел разговор на обсуждение достоинств гобеленов, чтобы скрыть неловкость, избегая встречаться взглядом с принцессой, но чувствуя, что она рассматривает его.
На самом деле, Вейгеле не сильно нравились веснушки, но она вживалась во внешний мир очень быстро, усваивая его главное правило – людям, особенно невыдающимся, нравится, когда хвалят их внешность; не одежду, не вкус, не талант, а внешность: кожу, волосы, лицо – то сокровенное, чем им приходилось делиться с миром не по своей воле, и над чем они не имеют власти. Проверив свою догадку, Вейгела потеряла всякий интерес к юноше и всю дорогу подбирала приветственные слова, которые усыпят разум советников колыбельной похвалы, а после разобьют их обвинениями, которые она собиралась тут же обрушить на их головы. Однако чем больше она думала над этим, тем больше раздражения испытывала. Вейгела боялась, что не сможет долго разливаться в льстивых речах и уже с порога потребует от них ответа, – на это не хватило бы ни душевных, ни физических сил ее матери, зато с избытком накопилось у нее за время заточения в замке.
Первое, что увидела Вейгела, когда перед ней распахнулись двери тронного зала, – это благодушные лица людей, пребывающих в хорошем настроении. Советники, оборачиваясь к ней, натягивали на лица невозмутимые маски умудренных жизнью старцев, но те тут уже трескались, – они заметили Гало на голове принцессы – венец, в котором они отказали ее брату, сославшись на какие-то нелепые затруднения и спешку, в которой проходила коронация.
«Надеюсь, мое лицо хотя бы вполовину так похоже на лицо моего брата, как сказал Линос, – подумала Вейгела, высоко поднимая голову, и оглядывая советников. Их бледные лица, неспособные принять никакого другого выражения, кроме растерянности и испуга, в котором выразился страх обличенного лжеца, говорили громче всех слов, которыми они собирались ее обманывать. Вейгела была тронута. В конце концов, в этот момент они были откровеннее всего. – Надо же, мы и правда так сильно похожи».
Вейгела прошла в тронный зал, не удостоив взглядом ни одного из кланявшихся ей людей, и заняла свое место – небольшое кресло по левую руку от королевского трона. Позади, пройдя через заднюю дверь, встал Линос.
– Председатель Катсарос, советники, – поприветствовала она холодно, с удовольствием видя растерянность на их лицах. – Вас должны были предупредить о том, что королева-регентша сегодня не сможет вас принять. Однако, имея уважение к вашему сану и вашей миссии и желая поскорее отпустить вас к вашим семьям, королева была так добра, что передала мне свои полномочия на эту встречу. Для меня великое удовольствие встретиться с вами. Члены Королевского совета издавна славятся своей мудростью, а уважение и почет, которым они пользуются в обществе, неизмеримы. Расскажите мне об успехах вашей дипломатии, чтобы я лично уверила в вас и ваше могущество.