Глава 7
Полковник Зубов остановился перед подъездом двенадцатиэтажного дома. Это был именно тот дом, в котором, по показаниям пленных, находился застрявший в лифте Ганюк. Задрав голову вверх, полковник принялся вглядываться в окна, но ничего достойного внимания не обнаружил. Зато вокруг дома мало–помалу начали собираться группы мирных жителей: в городе уже распространился слух о разгроме бандитов и о том, что вот–вот здесь будут брать самого Ганюка. Уговоры разойтись на собравшихся не действовали, да и сам полковник в душе разделял их чувства: после стольких страданий людям хотелось воочию увидеть крах ненавистного режима. Поэтому Зубов решил атаковать немедленно, пока толпа не сгустилась настолько, что случайные жертвы стали бы неизбежны. С другой стороны, пока ничего не говорило о том, что бандиты заметили партизан. Имелся шанс застать их врасплох, как это и происходило в течение всего дня. Зубов подал бойцам знак «Делай, как я» и, вынув пистолет, твердым шагом направился к подъезду. В эту самую минуту дверь отворилась, и на улицу вышел с сумкой в руках какой–то бандит. Пока он в замешательстве обводил взглядом толпу, полковник успел его опознать — это был бандит Тихонравов по кличке Сатана. Подойдя к нему вплотную, Зубов скомандовал: «Руки вверх!» Тихо- нравов никак на это не реагировал и продолжал стоять, втянув голову в плечи и тупо глядя исподлобья куда–то в сторону. Зубов собрался уже повторить команду, как вдруг бандит молниеносно выхватил из сумки пустую бутылку и взмахнул ею над головой полковника. Тот успел увернуться, и бутылка со звоном разбилась о голову стоявшего тут же рабочего Шестернева, который, потеряв сознание, мешком свалился на асфальт. Бандит, истерически визжа: «Свали, козлы, я распсиховался!» — и тыча во все стороны оставшимся у него в руке отбитым горлышком, рванулся вперед. Толпа инстинктивно расступилась перед рассвирепевшим мерзавцем. Растерявшемуся Аполлонычу, который еще не совсем пришел в себя и поэтому не успел отойти с дороги, бандит плюнул в лицо и тут же свалил его с ног изуверским ударом под душу. Дорога к бегству была свободна, но Тихонравов напоследок решил избить ногами кряхтевшего на земле беззащитного старика. В этот момент на площади во главе своих людей появился лейтенант Жилин. «Наши!» — закричал кто–то. Тихонравов, подняв голову, устремил безумный взгляд в сторону приближающихся мужиков, вооруженных в большинстве топорами, и, не раздумывая ни секунды, с необычайной ловкостью вскарабкался на фонарный столб, лягнув при этом в голову лейтенанта Жилина, который пытался; его задержать. Однако наверху бандит впопыхах задел оголенные провода. Раздался треск, негодяй мелко затрясся и окутался вонючим дымом. Искры и какие–то горящие клочья посыпались на лейтенанта Жилина, который все еще стоял внизу, покачиваясь после полученного удара. Его китель занялся сразу в нескольких местах, и жжение привело лейтенанта в чувство, а подбежавший полковник Зубов стиснул его в объятиях и таким своеобразным способом погасил начинавшийся пожар. Осознав, кто его обнимает, лейтенант прослезился. Но тут вокруг прозвучало громкое «Ура!» — это оба отряда, воодушевленные встречей, не ожидая команды, ринулись внутрь дома, где скрывались последыши бандитизма. Полковник и лейтенант разомкнули объятия и устремились следом за ними. Обогнав всех, они первыми ворвались в двери, и сразу же до их ушей донеслись откуда–то сверху дребезжащие удары и, в промежутках между ударами, раскаты злобной брани. По–видимому, это бесновался запертый в лифте Ганюк. А у дверей лифта на площадке первого этажа как ни в чем не бывало прямо на полу сидели три бандита и вяло шлепали засаленными картами, размякнув под влиянием «Розового крепкого», пустые бутылки из–под которого в изобилии валялись тут же. «Сдавайтесь!» — закричал Жилин и бросился вперед, а за ним полковник и остальные повстанцы. Один из картежников вскочил на ноги и выхватил из ботинка бритву в промокашке, но потерял равновесие и, бесцельно взмахнув бритвой, упал на руки своих противников. Покаего связывали, он успел уснуть. Его партнеры не оказал» никакого сопротивления и лишь бессмысленно наблюдали за тем, как их вяжут. Всех троих понесли к выходу, а оба отряда с командирами во главе двинулись вверх по лестнице. До четвертого этажа никто не попался им навстречу. Зубов обратил внимание своих товарищей на то, что все: двери в подъезде исписаны нецензурными словами, закопчены горящими спичками или замазаны нечистотами. «Большой счет гадам предъявим!» — слегка заикаясь, громко сказал Жилин, указывая пальцем на эти безобразия. Видимо, наверху услышали возглас лейтенанта, так как брань и грохот прекратились и воцарилась гнетущая тишина. Восставшие двинулись дальше и на одном из лестничных маршей встретили бандита Проскурина по кличке Каин, видимо, посланного на разведку. Тот продвигался им навстречу, одной рукой держась за стену, а другой балансируя в воздухе. Зубов собрался стрелять, но это оказалось лишним, так как бандит никого уже не узнавал. Приблизясь к лейтенанту Жилину, он крепко вцепился в его китель и невнятно забормотал о каких–то деньгах, которые ему задолжал тот, за кого он принимал лейтенанта. «Что ж ты, кривая душа!» — с горечью всхлипывал Проскурин, обращаясь к Жилину и при этом обильно пуская слюни на его китель. Опасаясь, как бы лейтенант вновь не вышел из себя, полковник Зубов нанес Проскурину выверенный удар рукояткой пистолета в затылок. Бандит осекся на полуслове и тяжело осел на ступеньки. Его понесли вниз, а повстанцы направились дальше вверх, где из застрявшего лифта опять понеслась злобная брань и послышались тяжелые удары. Наконец они очутились на 11‑м этаже, и лишь один лестничный марш отделял их от переполненной бандитами площадки, где шла игра в очко: одни играли, другие заглядывали к ним в карты и подавали советы. При этом никто никого уже не слушал, так как все были безобразно пьяны. Потерявшие сознание в самых причудливых позах лежали и сидели по краям площадки. Пили в основном дубовую морилку, о чем свидетельствовали этикетки многочисленных бутылок и стоявший на лестнице особый запах. Общий нестройный гам заглушал шаги штурмующих, и лишь когда они на секунду замешкались перед последним броском, их заметил бандит Шкляев по кличке Архангел, в то мгновение как раз подносивший ко рту стакан с морилкой. Он выронил стакан, и тот со звоном разбился, обрызгав всех окружающих. «Шухер!» — вскрикнул было Архангел, но прогремел выстрел из пистолета полковника Зубова, и бандит с пулей между глаз повалился в гущу своих сообщников. В следующий миг бандиты, в которых даже тяжелое опьянение не смогло победить привычки к преступной деятельности, схватились за оружие, невзирая на очевидную бессмысленность сопротивления. Подъезд наполнился страшным грохотом пальбы и сизой мглой пороховых газов: в течение доброй четверти часа обе стороны в упор палили друг в друга. Звенели стреляные гильзы, сплошным потоком катившиеся вниз по ступеням. Бандиты укрывались за трубой мусоропровода, за перилами и за телами своих перепившихся дружков, однако все–таки не выдержали кинжального огня и пустились вверх по лестнице на последний этаж, оставив на площадке немало мертвецов. Повстанцы, у которых потерь не оказалось, немедленно бросились за ними, не прекращая поливать бандитов пистолетным огнем, и там, у дверей лифта, в котором притих перепуганный Ганюк, разыг