Тем временем я купил костюм, ботинки, картонный чемодан и спрятал все это дома. Пришла суббота, я попросил передать хозяину, что заболел. Дядя Том был наверху. Бабушка и тетя Эдди ушли в церковь. Брат спал. Мать сидела в кресле-качалке и что-то напевала себе под нос. Я сложил вещи и подошел к матери.
- Мама, я уезжаю, - прошептал я.
- Куда? Зачем? Не уезжай!
- Я должен уехать, мама. Так жить я не могу.
- Ты сделал что-нибудь плохое и теперь бежишь?
- Нет, мама, успокойся. Я заберу тебя потом к себе. Все будет хорошо.
- Будь осторожен. И забери меня поскорее. Мне здесь так плохо, сказала она.
- Тебе уже много лет плохо, мама, я знаю, но что я раньше мог сделать?
Я поцеловал ее, она заплакала.
- Не расстраивайся, мама. Все будет хорошо.
Я вышел через заднее крыльцо и прошел четверть мили до железнодорожных путей. Когда я зашагал по шпалам в сторону города, начался дождь. Скоро я вымок до нитки. На вокзале купил билет, быстро добежал до угла улицы, где был кинотеатр. Да, хозяин на месте, сам отбирает билеты у входа. Я вернулся на вокзал и стал ждать поезда, наблюдая за толпой.
Через час я сидел в вагоне для негров, и поезд вез меня на Север, осуществляя первый этап моего путешествия в страну, где я буду жить, не испытывая такого страха. Тяжесть, давившая на меня многие месяцы, немножко отпустила. У меня защипало щеки, я провел по ним рукой и понял, что они мокрые от слез. И еще в эту минуту я понял, какие душевные муки сопутствуют преступлению. Я надеялся, что никогда больше их не испытаю. Мне и не пришлось ни разу больше их испытать, потому что я никогда больше не воровал; меня удерживало знание того, что в самом преступлении для меня заключено наказание.
Итак, моя жизнь в моих руках, сказал я себе. Посмотрим, что я сумею с ней сделать...
11
Я приехал в Мемфис холодным воскресным утром в ноябре 1925 года и пошел со своим чемоданом по тихим, пустынным улицам под негреющими лучами солнца. Разыскал Бийл-стрит, где, как мне рассказывали, человека на каждом шагу подстерегает опасность: воры, проститутки, вымогатели, убийцы. Через несколько кварталов я увидел большой дом и в одном из окон объявление: КОМНАТЫ. Я замедлил шаг, раздумывая, что означают эти "комнаты" помещение внаем или публичный дом? Мне не раз доводилось слышать, как попадают впросак молодые провинциалы, оказавшись в большом городе, и я решил вести себя очень осмотрительно. Дойдя до конца квартала, повернул обратно и снова медленно прошел мимо дома. А, была не была, решился я наконец, поживу здесь день-другой, а там найду что-нибудь поприличнее. Ничего ценного в чемодане у меня нет, деньги я ношу при себе, если их захотят украсть, то придется сначала меня убить.
Я поднялся на крыльцо и хотел позвонить, но вдруг увидел в окне толстую мулатку, она с интересом глядела на меня. Вот черт, подумал я, ну конечно, это публичный дом... Я опустил руку. Женщина улыбнулась. Я повернулся и стал спускаться. Внизу я поднял голову и увидел, что мулатка исчезла. Через минуту она появилась в дверях.
- Эй, парень, постой! - крикнула она мне.
Я стоял в нерешительности. Идиот проклятый, не успел и шагу ступить, как нарвался на публичный дом...
- Ну что же ты, иди сюда! - громко звала она. - Да не бойся, я тебя не съем.
Я медленно пошел к ней.
- Входи, - пригласила она.
Я с ужасом уставился на нее, потом все-таки вошел в переднюю. Здесь было тепло, она зажгла свет и оглядела меня с ног до головы.
- Почему ты все ходил и ходил возле дома? - спросила она.
- Я ищу себе комнату, - ответил я.
- Ты что же, не видел объявления?
- Видел, мэм.
- Почему ж не вошел?
- Сам не знаю... Я ведь не здешний...
- Ой, не могу! Да это же за версту видно! - Она плюхнулась на стул и разразилась таким хохотом, что ее могучая грудь заходила ходуном. - На тебе аршинными буквами написано, что ты только что приехал. - Она всхлипнула и снова зашлась смехом, но наконец утихла. - Меня зовут миссис Мосс.
- А меня - Ричард Райт.
Она на минуту задумалась, потом сказала серьезно:
- Хорошее имя.
Я стоял с чемоданом в руке и хлопал глазами. Господи, куда же я все-таки попал? И кто эта женщина? Зачем я тут стою, надо скорее уносить ноги.
- Да ты не бойся, сынок, это не бордель, - сказала она наконец. - Люди невесть что плетут про Бийл-стрит, я ведь знаю. Этот дом мне принадлежит, я здесь и живу. И в общине церковной я состою, ты не сомневайся. Дочь у меня есть, семнадцать лет ей, и, господь свидетель, она у меня с истинного пути не собьется, я не допущу. Садись, сынок. Никто тебя здесь не обидит.
Я улыбнулся и сел.
- И откуда же ты? - спросила она.
- Из Джексона, штат Миссисипи.
- А ты ничего, не такой уж дикарь, хоть и из Джексона, - заметила она.
- Кто сказал, что в Джексоне дикари живут?
- Ой, нет, дикари, как есть дикари, насмотрелась я на них. Ведь из них слова не вытянешь. Станет такой, глаза в землю упрет, с ноги на ногу переминается - поди пойми, что ему надо.
Я вздохнул с облегчением. Ничего, она славная, подумал я.
- Муж у меня в пекарне работает, - рассказывала она доверительно и дружелюбно, будто знала меня сто лет. - Жильцов держим, вот на жизнь и хватает. Люди мы простые. Понравится тебе у нас - оставайся. Три доллара в неделю.
- Дороговато, - сказал я.
- Можешь платить мне два с половиной, пока не найдешь работу, предложила она.
Я согласился, и она повела меня в комнату. Я вошел и поставил чемодан на пол.
- Убежал из дому-то? - спросила она.
Я вздрогнул и широко раскрыл глаза.
- А вы откуда знаете?
- Да ты же весь как на ладони, - улыбнулась она. - А я не вчера на свет родилась. Сколько молодых парней убегает из маленьких городков - и все в Мемфис. Думают, здесь легче живется, ан нет, все то же получается. - Она вопросительно посмотрела на меня. - Ты пьешь?
- Нет, мэм, что вы!
- Да ты не обижайся, сынок, я просто так спрашиваю. Хочешь пить - пей, пожалуйста, лишь бы ума не пропивал. И девушку можешь сюда приводить. Делай все, что хочешь, только веди себя как человек.
Я сел на краешек кровати и в полном недоумении глядел на нее. Сколько всяких ужасов мне понарассказывали про знаменитую Бийл-стрит, и надо же так судьбе сложиться, что именно здесь я впервые в жизни встретил истинно доброго и сердечного человека, именно здесь я узнал, что не все на свете злы и корыстны, не все лгут и лицемерят, как мои родные.