— Ну, Сонька! Ну, сучка!
Ему было обидно не то, что его бросили, обидно, что вот так, вслепую. Он и сам бы ушел, прекрасно зная, что с его габаритами он слишком приметная фигура. Кроме того, Могильщик вдруг сразу уверился, что его сдала именно Сонька. Это было в ее стиле: когда начинало пахнуть жареным, она сдавала всех и вся. Иначе откуда милиционеры знали его фамилию?
Выскочив из туалета, Жора увидел, что к нему от здания, где размещалось линейное отделение милиции, бегут человек десять милиционеров. Тогда он припал на колено и веером дал по площади длинную очередь. Трое милиционеров упали ранеными, несколько упали просто так, а остальные укрылись за такси и оттуда начали стрелять в его сторону. Один из таксистов бросился бежать к зданию вокзала, и тут же нарвался на случайную пулю кого-то из милиционеров. Стреляя короткими очередями, Жора оглядывался по сторонам, прикидывая, в какую сторону можно будет сбежать. Увы, и перрон, и пространство за ним в этот момент было пустынным.
Патроны у Жоры начали подходить к концу, когда задрожала земля, и на станцию ворвался товарняк. Это был последний шанс Могильщика. Выпустив в ментов остатки патронов он бросил автомат, и, прикрываясь зданием туалета побежал к путям. Поезд шел на хорошей скорости, и сразу приноровиться к его движению Георгию не удалось. Потом он разогнался и ловко вскочил на лестницу одной из цистерн. Сзади раздавались выстрелы и слабо слышимые за грохотом состава крики милиционеров. Кто-то кричал: — Не стрелять, это газ! Рванет — полгорода снесет!
Когда Жора уже уверовал, в то, что оторвался, раздался последний, почти случайный выстрел. Остап Николишин никогда не был снайпером, но этот одиночный выстрел из автомата достиг цели. Тело бандита сорвалось с лестницы и покатилось по обочине, в глубокий снег.
Жора еще отстреливался, а Сонька уже спала, плавно покачиваясь в такт электричке. Через час ее разбудили две толстых бабы в синих, форменных куртках.
— Ваш билетик, гражданка!
— А, счас.
Она открыла сумочку, и спросила: — До Куличиков еще далеко?
— На следующей остановке.
В сумке судьи не было ничего, похоже на билет, поэтому Зубревская достала какой-то листок бумаги, исписанный мелким подчерком Куликовой и, подала его контролерам.
— Вот. Я только до Куличиков еду.
Одна из контролеров внимательно осмотрела листок судьи, кивнула головой и, прокомпостировав, отдала обратно.
На следующей остановке Зубаревская вышла. Это был городок еще меньших размеров, чем Кривов, и Зубаревскую интересовал в нем только один район. Как и любая цыганка, она наизусть знала все районы компактного проживания своих соплеменников в России.
— Эй, девушка, а где здесь у вас Цыганочка? — спросила она свою попутчицу.
— Да вот, перейдите дорогу, и за этими пятиэтажками начнется Цыганочка.
Девушка осмотрела незнакомку с ног до головы, и заметила: — Только вам туда лучше в таком виде не появляться. Разденут ведь.
— Ну, это уж как повезет, — ухмыльнулась Сонька.
Она прошла метров триста, начались частные домики, так похожие на кривовские трущобы. Сонька присмотрелась к одному из домов. Оттуда как раз вышли двое, характерно сутулых парней. Уже смело Зубаревская шагнула во двор, а потом и за порог.
— Здоровья вам, романе, — сказала она. Это действительно был дом заселенный обширной цыганской семьей. Минут пять она говорила с ними на цыганском говоре, потом ее провели в другой дом. Там было и народу поменьше, и баня горячая. В предбаннике она, оставшись одна, достала ножницы, и, расплетя одну из кос, вырвала, болезненно вскрикнув, длинный, узкий, матерчатый, черный пакетик. Это был ее золотой запас — бриллианты, пять штук. Затем Сонька отрезала свои длинные волосы, а, когда, намывшись, вернулась в дом, попросила хозяйку.
— Возьми мою шубу и шапку. Можешь продать, можешь себе взять. Мне нужна зимняя куртка, короткая, дутая такая, зимняя кепка с козырьком, и шарф. А еще мне нужны новые, чистые документы.
Хозяйка замотала головой.
— Э-э, дорогая, документы тебе дорого будут стоить. Шубой это не оплатится.
— У меня есть чем платить, дорогая, не бойся.
Через три дня в поезде в сторону Уренгоя ехала молодая, красивая девушка в синей, короткой курточке, со стильной прической, с наушниками плеера в ушах. Тонкий и точный макияж делал Соньку гораздо моложе тех жутких фотографий, что уже развешивали по всем городам России: "Разыскивается особо опасная преступница Софья Зубаревская". Кроме того, в сапогах девушки были два тайничка, где покоились два пакетика с героином по пятьдесят грамм каждый. Это был ее новый бизнес. Сонька уже не хотела связывать себя с долгими процедурами отъема квартир.
Между тем Соньку заметил рослый, хорошо поддатый парень.
— Эх, куда же такая красотка едет? Не к нам ли в Уренгой?
Сонька внимательно рассмотрела курносое, простодушное лицо парня, его широкие плечи, кисти рук с наколками, а потом спросила: — И если в Уренгой, то что?
— Как что?! В Уренгое я живу! Правда, таких, как ты красивых, там нет.
— И Хороший у вас город?
— Очень хороший! Я, вообще то, пять лет там не был. Зону топтал. Но я тебя от себя уже не отпущу.
Парень плюхнулся рядом, Сонька хмыкнула.
— Посмотрим, кто кого не отпустит. Как тебя зовут?
— Витя.
— А погоняло?
— Жбан.
— А меня Ольга. Сиди рядом, только руки не распускай. Не люблю я этого. А теперь расскажи, за что ты сидел?
На вокзале Жбан уже тащил за Ольгой два ее обширных чемодана, преданно глядя на аппетитную фигурку своей новой повелительницы.
ЭПИЛОГ
Сонька Зубаревская так и растворилась на необъятных просторах Родины. Жора выжил, и когда через три месяца его привезли в Кривов, Ольга Малиновская отказалась вести его дело. Так что все сливки этого криминального дела достались Марату Касимову. На суде Жора отрицал все свои показания, данные на первичном следствии, но на него и так столько было навешено, что пожизненное заключение посчитали вполне логичным приговором.
Два однокашника, Каховский и Александров получили, благодаря адвокату Кашиной, всего по пять лет. Попали они в одну зону, в один отряд, поэтому сразу чуть не поубивали там друг друга. Пришлось их рассаживать; как первоклашек рассаживают по разным партам, так их рассадили по разным отрядам. Поджигатель Сашка Шустов по этому же делу получил четыре года условно. А вот братья Дима и Сашка Плицины раскрутились на червонец, и все благодаря плохой репутации и дурацкому поведению на суде.
Карьера двух подполковников, Мазурова и Косарева, в частном сыске не была успешной. После того, как они сдали своих нанимателей, крупные бизнесмены боялись к ним обращаться, а поиск пропавших без вести много доходу не приносил.
Влада Зарецкая стала главврачом психдиспансера. Самсонов уже через год защитился, и стал профессором. К этому времени Ирина Ковалевская настолько достала его своей дикой, безграничной, собачьей преданностью, и столь же необузданной ревностью, что Самсонов начал подумывать о том, как бы от нее избавиться.
Квартиру по адресу улица Строительная шесть, квартира сорок, выкупил некто Буряк. Этот бандит из новой гвардии начал активно скупать квартиры кривовских алкоголиков, так что место Соньки тут же оказалось занятым. Петя Паршин умер через месяц после этих событий, в хибарке на окраине города, с перепоя и холода.
Через полгода, летом, Юрий Астафьев и Ольга Малиновская сочетались законным браком. После этого они поехали в свадебное путешествие в Москву. Но это уже совсем другая история.