Магнус потерял счет дням, проведенным в грязной камере, но, судя по всему, прошло по меньшей мере недели две. Уильям из Вереллиана, прежде чем отправиться на север на поиски Бронвин, приказал приносить заключенному воду для мытья, и эта роскошь, чистая вода каждый день, делала жизнь Магнуса в тюрьме более или менее сносной.
Кастуса, тюремщика, не слишком волновало стремление Магнуса к чистоте, но синяк под глазом, полученный от лейтенанта Вереллиана, исчез только через несколько дней и служил для него мотивацией выполнять приказ. Тюремщик даже начал кормить заключенного по-человечески, а не просто швырял пищу на пол.
Магнус устал и ослабел, изнывая в тесной камере, где нельзя было заняться физическими упражнениями, нельзя было даже нормально спать, вытянувшись во весь рост. У него болели плечи, в горле першило от постоянного вдыхания пыли и пепла погребальных костров, горевших на площади прямо у него перед окошком. Сэр Риллион жестоко обращался с побежденными и пообещал мучительную смерть любому, кто вздумает попробовать сопротивляться. И теперь, спустя две недели после поражения, Ро Канарн изменился до неузнаваемости и превратился в город-призрак.
Коричневую часовню не тронули, и брату Ланри позволили выходить в город, чтобы помогать людям. Те, кто прятался в домах во время сражения, начали показываться на улицах, но продуктов катастрофически не хватало, поскольку все лавки и рынки были закрыты, склады разрушены и разграблены наемниками. Священник сразу же начал организовывать справедливое распределение оставшегося продовольствия. Возможно, при этом ему пришлось столкнуться с упрямством наемников, но даже эта мразь не осмелилась бы лишить жизни служителя Одного Бога.
Магнус многое видел из окна своей камеры и в целом представлял себе действия Риллиона. Тот предоставил наемникам сэра Халлама Певайна творить самые отвратительные мерзости, и Магнус считал, что командующий армией трус и мерзавец, если закрывает глаза на действия этого отродья. Сами рыцари не стали бы пытать, убивать и насиловать жителей захваченного города, но спокойно позволяли своим союзникам совершать все это.
Темница, в которой томился Магнус, за эти две недели опустела. В городе сражаться больше было не с кем, и от нечего делать наемники начали допрашивать, пытать и убивать стражников герцога, так что Магнус остался почти один на этаже, где находилось еще несколько десятков камер. Сначала забрали командиров стражи; люди Певайна выволокли их из камер и, привязав к деревянным столбам на площади, сожгли заживо. Последнего казнили несколько дней назад — без всякой причины, лишь для того, чтобы развлечь наемников. Командиров и рядовых воинов армии Канарна ждала та же участь, за исключением того, что их жгли по трое или четверо, и крики умирающих причиняли Магнусу невыносимую душевную боль. Он понимал, что теперь, когда отряд Вереллиана покинул город, Певайну и его наемникам нечего опасаться. Остальные рыцари Красного ордена постепенно перестали показываться на улицах. Магнус думал, что Риллион по какой-то причине приказал им не выходить за ворота замка и оставил город на растерзание наемникам; и теперь один лишь старый Коричневый священник защищал мирных жителей.
Размышления Магнуса были прерваны какими-то звуками, раздававшимися в начале коридора, и он различил уверенные шаги людей, закованных в железные доспехи. Там явно был не только Кастус со своими помощниками, и Магнуса охватило дурное предчувствие. Допрашивать здесь было больше некого, по-видимому, его час наконец настал. Магнус даже обрадовался возможности предстать перед Рованоко в его ледяных чертогах, лежащих за пределами мира людей.
Первым перед дверью появился рыцарь по имени Нейтан из Дю Бана, жалкий червь, насчет которого Вереллиан предупреждал ранена. Следом шел Рашабальд, палач, а за его спиной мелькали Кастус и его люди.
— Магнус Вилобородый из Фредериксэнда, брат Алдженона Слезы и вражеский жрец, — начал Нейтан, глядя на заключенного из-под светлых волос, развевавшихся на сквозняке, который постоянно гулял в тюремном коридоре. — Тебя желает видеть главнокомандующий лорд Риллион.
Магнус шагнул к зарешеченному оконцу и рассмотрел рыцаря. Тот был, без сомнения, настоящим воином, как и палач, но лица обоих выражали самодовольство, скорее всего, ни тому, ни другому не приходилось испытывать настоящих трудностей и сражаться за место под солнцем. Оба происходили из богатых семей, принадлежали к благородному классу рыцарей, и доспехи их были украшены множеством знаков отличия и геральдическими эмблемами. Они не принадлежали к служителям Пурпурной церкви, но по отношению к простым людям обладали почти такой же властью, и, вероятно, они пришли за ним лично не просто потому, что он был известен своей физической силой.