Выбрать главу

Автомобильные фары осветили стоящих у могилы старуху с двумя детьми, несколько женщин и красногвардейца с винтовкой. На стене пузырилось красное полотнище с размытой надписью: «Жертвам - предвестникам Мировой Социалистической Революции».

Мы подъехали к Спасским воротам. Рядом с древком красного флага светилась лампада под ликом Иисуса Христа. Артюхин поспешно сдернул с головы шапку и перекрестился. Шофер укоризненно посмотрел на него:

- Бога-то нет, товарищ!

- До этого я и без тебя дошел, - строго сказал Артюхин и перекрестился вторично…

II

Иван Великий, звонница и Филаретова пристройка уже были оцеплены со стороны Соборной площади солдатами кремлевской охраны. Матерились охотнорядцы. Напирали на охрану, угрожая подвешенными к ремешкам гирями, колами, ломами.

Цепь была редкой, и толпа наверняка смяла бы ее, если б не серый броневичок комендатуры, который скромно пристроился рядом с громадным цоколем Царь-колокола. Хоботки двух пулеметов действовали благотворно. Стоило пулеметам слегка шевельнуться, как людская волна тотчас откатывалась назад, обнажая перед шеренгой солдат широкую полосу утрамбованного снега. Сведениями о том, что в Арсенале Кремля нет ни одной пулеметной ленты, а сами пулеметы броневика испорчены в ноябре юнкерами, охотнорядцы не располагали…

От стоящей возле броневика группы отделились начальник Московской уголовно-розыскной милиции, бывший присяжный поверенный Дубовицкий и толстый человек в сдвинутой на затылок бобровой шапке - профессор изящных искусств Карташов, которого Дубовицкий обычно привлекал в качестве эксперта.

- Доброе утро, господин Косачевский, - благодушно приветствовал меня Карташов.

Профессор был из числа тех, кто находит для себя развлечение во всем, и в первую очередь в неприятностях ближних. Его забавляли бушующая толпа, солдаты, броневик и конечно же сенсационное ограбление, о котором завтра будут кричать все газеты.

В противоположность ему Дубовицкий всем своим видом выражал благопристойную скорбь. Это соответствовало его официальному положению. Пожимая мне руку, он выразил надежду, что я хорошо провел ночь. Сам Дубовицкий, судя по тщательно выбритому, отдохнувшему лицу с косыми бачками и кокетливой эспаньолкой, не только великолепно выспался, но и успел уделить максимум внимания своей внешности. От него пахло дорогими аткинсоновскими духами - необходимой принадлежностью туалета каждого порядочного человека.

Я поинтересовался, действительно ли похищены хитон и риза.

- Увы, нет, - комически вздохнул Карташов. - Оскудели верой православные! Ларцы украли, а реликвии выкинули…

Договорившись с Карташовым, что он составит подробное описание наиболее ценных вещей, я спросил у Дубовицкого, осматривал ли он ризницу.

- Еще нет. Хотел вас дождаться, - объяснил он. - Но там уже работают мои люди. У меня, кстати, к вам просьба, Леонид Борисович. Переговорите, пожалуйста, с комендантом.

- О чем?

- О солдатах… бронеавтомобиле… Право, весь этот воинский антураж ни к чему. Он лишь будоражит и без того возбужденную религиозную массу.

- Если не ошибаюсь, именно вы просили принять меры против этой «религиозной массы»?

- Я тогда еще не знал, что грабители не тронули хитона и ризы. А теперь, когда недоразумение выяснилось…

- Разве им, - я кивнул в сторону толпы, - не сказали об этом?

- Сказали, разумеется. Помощник коменданта объявил, что реликвии находятся в сохранности.

- В чем же дело?

- Они не верят, - сказал Дубовицкий и, помявшись, добавил: - Помощник коменданта для них не авторитетен.

- А кто же, позвольте полюбопытствовать, для них авторитетен?

- Архимандрит Димитрий, - извиняющимся тоном сказал Дубовицкий. - Я уже с ним беседовал…

- И что же?

- Мне посчастливилось его уговорить. Может быть, ему удастся успокоить людей… На него можно положиться…

- Я предпочитаю в подобных случаях полагаться только на пулеметы, Виталий Олегович.

Ловко увернувшись от брошенного кем-то камня, Дубовицкий пожал плечами:

- Воля ваша.

Из- за моей спины вывернулся некто в хорьковой шубе и пенсне на носу. Напористо сказал:

- Господин Косачевский, мне как репортеру «Русских ведомостей», - он протянул корреспондентский билет, - желательно бы задать вам один вопрос…

- Если позволите, первым вопрос задам я. Как вы ухитрились проникнуть через оцепление?

Некто в шубе польщенно осклабился:

- Смею уверить, это было не так уж трудно. Проявив некоторую изобретательность…

- Тогда вторично проявите свою изобретательность и проникните обратно. Это будет еще легче.

- Я протестую, господин Косачевский.

- Естественно.

- Позвольте… - Но Артюхин уже передавал его с рук на руки ближайшему солдату.

Дубовицкий, молча и неодобрительно наблюдавший эту интермедию, поморщился:

- Опрометчиво, Леонид Борисович. Как-никак, а «Русские ведомости» - голос независимой интеллигенции.

О «чистоте» голоса этой газетки можно было, конечно, поспорить. Но к чему? Ведь Дубовицкий не только «Русские ведомости», но и самого себя тоже причислял к стоящей над партийными раздорами истинно русской интеллигенции. Бывший присяжный поверенный считал, что ему и его единомышленникам предстоит объединить демократические силы и повести их… Вот куда именно, Дубовицкому было неясно: то ли ко всемирному христианскому братству, то ли к коммунизму, то ли к конституционной монархии с либеральным профессором на престоле.

Начальником уголовно-розыскной милиции он стал летом семнадцатого при Временном правительстве. И теперь заканчивал свою карьеру полным развалом розыскной работы.

- Разговор о русской интеллигенции отложим до другого раза, Виталий Олегович. А сейчас, будьте любезны, введите меня в курс дела.

- Да, да, разумеется, - поспешно сказал он. - Все обстоятельства преступления покуда не выяснены. Но…

По словам Дубовицкого, вчера во второй половине дня ризничий - архимандрит Димитрий в сопровождении разводящего келейника, подрядчика и двух столяров направился в ризницу. Печать на входной двери была в полном порядке, замки тоже.

Однако, когда ризничий прошел мимо разобранных шкафов у входа - их-то и должны были собрать рабочие, - он обратил внимание на осколки стекла. Он кинулся к стенной нише. Толстое зеркальное стекло, прикрывающее ее, было выбито, а сама ниша пуста. В этот момент разводящий келейник крикнул, что дверь между первой и второй палатой взломана.

Оказалось, что восьмиугольная витрина с крестами, фимиамницами и панагиями почти пуста. Точно так же были очищены грабителями многоярусные дубовые шкафы в третьей, четвертой и пятой палатах, витрины и застекленные стеллажи вдоль стен, кованые сундуки, пятистворчатый шкаф, в котором находились ценности Успенского собора, в том числе и реликвии православной церкви.

- Почему же об ограблении советским властям было сообщено не вчера, а сегодня?

На этот вопрос Дубовицкий ответить не мог.

- Архимандрит, - сказал он, - телефонировал мне о случившемся на квартиру около четырех часов утра. О том, как была обнаружена кража и когда, я узнал уже здесь.

- Вы опрашивали архимандрита?

- Нет, я не считал это удобным.

- А вообще расследовать ограбление вы считаете удобным?

- Видите ли, Леонид Борисович, мои сотрудники сняли допрос с разводящего келейника, подрядчика и ювелира ризницы Кербеля. Я считал, что этого достаточно.

- Когда и кем ризница посещалась в последний раз?

- Затрудняюсь вам что-либо ответить.

- Ризничий здесь? - спросил я, чувствуя, что добиться от него какого-либо толка мне так и не удастся.

- Разумеется, Леонид Борисович. Он очень взволнован случившимся.

Я послал Артюхина за архимандритом. Долго разыскивать его не пришлось: ризничий стоял вместе со стареньким монахом в нескольких шагах от нас. Высокий, стройный, он был красив и немного картинен. Синие строгие глаза смотрели спокойно и выжидательно.