На следующий день Костет действительно пришел к Вальтеру Михайловичу, и не один. С лучшими друзьями. Выглядели все трое весьма взволнованными, запыхались, явно бежали к нему со всех ног. Толком не могли ничего объяснить, но этого и не требовалось.
— Настюха звонила? — спросил Валя, когда зашли в его комнату.
Кивок.
— А потом с Костетом говорил Кондуктор.
Кивок.
— Приглашал вас на ее публичную казнь.
Кивок.
— И особенно не скрывал, что заманивает вас в западню.
Кивок.
— Но вы все равно намерены пойти туда.
Кивок.
— Потому что будь что будет, вдруг найдется какой-нибудь способ выбраться оттуда живыми. А не пойти туда вы не можете...
Кивок.
— Отлично. Тогда я пойду с вами.
Валя рассказал «Трезвому взгляду» обо всем, что с ним произошло. Только про поцелуй ничего не сказал. Он сам пока не знал, как к нему относиться.
— Но самое главное, — размышлял он вслух. — Вы, наверное, заметили. Самое охрененное во всей этой истории, что я снова прежний. Не знаю как. Не знаю почему, но я вернулся. Пелена спала с моих глаз. Помните то зеленое озеро? Я будто бы утонул в нем. И все это время пролежал на его дне безвольным утопленником. И каждый шаг давался мне с трудом. И всякая мысль. Постоянно приходилось преодолевать силу течения, даже просто, чтобы подумать, что неплохо бы сходить в туалет.
— А у озер бывает течение? — озадачился Жека.
— Не знаю, — признался Валя. — Но теперь я здоров. Совершенно. Как заново родился, когда из троллейбуса этого сбежал.
— Клин клином, — сказал Вовка.
— Ты думаешь, это навсегда? — поинтересовался Костет.
— После той водки в Мудрове тебе тоже похорошело. Но ненадолго.
— Надеюсь, что насовсем, — поднял брови Валя. — Кто знает.
— Надежда — мой компас земной, — вспомнил Вовка.
— Жопой чую, подохнем мы там, — поделился предчувствиями жопы Жека.
— Зассал, так вали отсюда, пока не поздно, — Вовка строго посмотрел на товарища.
— Да, Евгений, у тебя еще есть шанс уйти, — сказал Валя.
— Только не факт, что они тебя потом не перехватят. Я так понял, что у Кондуктора на нас зуб за то, что мы внесли разлад в его семейную идиллию.
— Да не пугайте вы меня, пацаны, — отозвался Жека. — Думаете, страшно мне помирать? Нет. Обидно просто, молодой ведь я еще. Не нагулялся. Но если с корешами, тогда не так уже и обидно. Я и сам понимаю, что мы должны до конца это все пройти. Судьба это наша. И жопа со мной заодно. Просто высказывает свое мнение. Не могу же я ей запретить.
2. Старые знакомые
В том самом месте, где и обещал Кондуктор, «Трезвый взгляд» ожидал черный троллейбус. Двери его были призывно раскрыты, но что внутри — увидеть нельзя было ни через дверной проем, ни через окна. Только одна непроглядная тьма глядела на ребят из троллейбуса.
Несмотря на час пик, многочисленные прохожие в упор не видели троллейбуса. Он так и передвигался по улицам, почти никем не замеченный. Это была здоровая реакция. А вот если вы его вдруг узрели и поразились, чего это троллейбус тут делает, когда даже проводов не развешано, тогда это повод заволноваться. Значит, жизнь ваша уперлась в тупик, и, возможно, череда бесцельных скитаний вот-вот оборвется. Запомните эту простую народную примету. Пригодится.
Четверка бесстрашно зашла в троллейбус.
Когда двери за ними закрылись, внутри тут же стало светло, потому что в окна ударил яркий белый свет. Но из-за этого же света невозможно было увидеть, что там, за окном. Троллейбус будто бы постоянно находился в плотном светящемся облаке, независимо от своего местонахождения и времени суток.
— Это чтобы мы не знали, куда нас везут, — предположил Вовка.
Ехали долго. Не меньше пяти часов. Костету захотелось писать, он поднялся со своего места, отошел в заднюю часть троллейбуса и поссал, после чего как ни в чем ни бывало вернулся на место.
Троллейбусом никто не управлял. Он ехал на автопилоте. Руль поворачивался сам собой.
Когда доехали, свет погас, и снова открылись двери.
На выходе из троллейбуса четверых трезвовзглядовцев встречали пятеро гопников.
Ближе всех стоял Степан. Увидев Жеку, он обрадовался и протянул ему руку. Жека этот жест проигнорировал. Тогда
Степан насильно взял Жекину руку и вложил его ладонь в свою.
— Я не буду ломать тебе пальцы, — улыбнулся Степан. — Просто рад тебя видеть, парниша. Столько лет прошло.
— Это был ты! — поразился Жека. Перед ним стоял тот самый гопник, что когда-то порезал Костету бицуху, но старше.
— Мы можем принимать любой возраст, — словно прочитал Жекины мысли гопник. — А я ведь ждал тебя тогда. Был уверен, что вы еще вернетесь. Захотите отплатить нам. Но вы так и не отважились... Ссыкуны.