Но это еще не все. Какое-то странное чувство поселилось во мне после этого видения. Я знал, что все это не просто так. Поймал машину и поехал в лес. Попросил притормозить у того самого места, где в моем видении остановился ментовский «уазик». Щедро заплатив водителю, я направился в глубь леса. Меня не волновало, что нужно будет добираться обратно, а денег у меня больше нет, — я просто не думал об этом.
Ветки деревьев царапали лицо, но я даже не пытался отвести их руками. Все шел и шел вперед, к той ритуальной сосне. Что-то влекло меня к ней, и я не в силах был сопротивляться. Будто бы сосна эта была чем-то глубоко личным и родным. Будто бы позорный случай в поликлинике пробудил в моем сознании крайне важные чувства и воспоминания. Я чувствовал, что встреча с сосной перевернет мое сознание, возможно даже, сделает меня счастливым. И не надо будет больше сдавать кровь из пальца и чувствовать себя немужественным.
Оказавшись на месте, именно таком, как в видении, — только песок и ни деревца, ни кустика, ни травинки, — я рухнул в бессилии на колени. От сосны остался лишь низкий пенек, саму же сосну срезали и увезли неизвестные неизвестно куда, но, судя по всему, недавно. И тогда я сел на этот горестный пенек, закрыл лицо руками и зарыдал от безысходности. Когда я открыл глаза, то увидел, что с неба сыплются холодные белые опилки, именно такие, как сейчас. Я сразу успокоился и заснул. И спалось мне так сладко, как никогда до этого.
А потом я очнулся в гробике на колесиках. Я ехал в нем и понимал, что он сделан из той самой сосны. И был абсолютно спокоен. Абсолютно. Я понимал, что поездка эта судьбоносна. Я был беспечный ездок в гробике из сакральной сосны.
4. Вишневая косточка
— Ты думаешь, они идут по нашему следу? — спросил Вовка. — Поэтому опилки и посыпались?
— Не знаю я, что мне думать, — сказал Юра. — Единственное, что пришло в голову, когда это вновь началось, — надо смываться отсюда. И как можно скорее.
— Ты прав, — сказал Валя. — Пойдем дальше. Стряхнем холодные опилки с волос и одежды и пойдем дальше.
— Зачем?! — взвизгнула Оля, к тому времени уже сильно всех утомившая. — Зачем идти! Лучше полюбуйтесь на мои кеды! Правда, прекрасные кеды?
— Хорошие, — примирительно сказал Жека. — Пойдем теперь.
— Это — кеды мертвеца! — похвалилась Ольга.
— В смысле? — уставился на нее Вовка.
— В том смысле, что я сняла эти кеды с трупа, — невозмутимо пояснила она.
Окружающие глянули на нее с опаской.
— Не бойтесь! — засмеялась Ольга. — Я не убила его. Он умер сам, хоть и не своей смертью. Его убил мутант-шопенгауэр, когда я пыталась удрать из города демонов в прошлый раз. Мы как раз подошли к мосту. Нас было двое. Всего двое. Но сначала нас было семеро. Дошли до моста только двое.
— И ты молчала об этом?! — вскричал Валя.
— Да, — улыбнулась Ольга. — Но я не специально. Я просто начисто забыла об этом. Как и о том, что хожу в кедах мертвеца, а потом пошел опилочный снег, и я вдруг вспомнила. Они такие удобные, эти кеды мертвеца, такие удобные, что в них обо всем забываешь. Даже не идешь, а летишь. И ничего не страшно. Только я вдруг вспомнила кое-что.
— Что еще ты вспомнила, Оля? — как можно спокойнее спросил Валя.
— Я вспомнила, — сказала она, подняв глаза к звездам и начав кружиться на месте, как девочка на утреннике в костюме снежинки, — я вспомнила, как умер бывший хозяин этих чудесных кед.
— И как же он умер? — спросил Юра.
— Мутант-шопенгауэр откусил ему нос, и он умер от потери крови, — сказала девушка и засмеялась. — Я стояла на месте. У меня был шок. Монстр выскочил так неожиданно. Из темноты. Но вроде это была свободная темнота. Вроде там не стояло никаких мутантов-шопенгауэров, но оказалось, что стояло. И он набросился на меня, а тот парень бросился на шопенгауэра, и они стали кувыркаться в драке, и шопенгауэр победил и откусил ему нос. И, кажется, насытился этим, ему вроде с самого начала не столь уж много нужно было, и ушел обратно во тьму. Перед этим выплюнул сережку, будто вишневую косточку. А тот парень умер от потери крови. И я ничем не могла ему помочь. У меня был шок. Но я, честно, болела за него в том поединке. Только за него. За шопенгауэра я не болела. Никогда не понимала его метафизического анализа воли. Но мне надо было идти дальше, а я, как назло, была на каблуках. И тогда я сняла с мертвеца кеды, потому что хотела жить. Это ведь не так уж плохо, когда люди хотят жить, так ведь? А нога у меня большая, вы не подумайте. Размер как раз мой оказался.