Выбрать главу

— Встать! — скомандовал Роденков, подойдя к тем двоим. — Документы!

Не глядя положил документы в карман, указал им стволом нагана на дверь:

— Пошли...

Белокурым оказался Владислав Ланковский, второй — бывший домушник Селезнев, хорошо известный в уголовном розыске.

— Что, Селезнев, пошел по старой дорожке? — обратился к нему Роденков.

Тот прижал руки к груди, горячо заговорил:

— Век свободы не видать, начальник, завязал я! И к этому делу никаким боком не причастен! Это вот он... — кивнул он на Ланковского, — вместе с Юзефом Шумско-Холмским...

После показаний Селезнева Ланковский запирался недолго, выдал адрес сообщника:

— Это он все, Юзеф! Я только помогал... Не я их... Гражданин начальник, верьте слову! — валил он все на сообщника.

Дома Шумско-Холмского не оказалось, жена Ванда, красивая женщина лет тридцати, рассказала:

— В Черемхово он уехал. К кому — не знаю. Говорил, что дня на три...

Роденков спросил, что делал ее муж в тот день. Ванда ничего не скрывала. В тот вечер выпил Юзеф с Владиславом, предупредил жену, что уйдут они надолго, вернутся поздно ночью, а то и утром. И ушли. Возвратились перед рассветом. Ванда как увидела их, обомлела: руки в крови, бурые пятна на одежде... Быстро разделись, Юзеф приказал жене:

— Одежду сожги немедленно! Чтоб ничего не осталось!

Она беспрекословно выполнила указание мужа...

Жили Шумско-Холмские неподалеку от Никитиных, услышал Юзеф, что вернулся из Бодайбо, из старательской артели, их сын. «Наверняка с золотишком приехал!» План ограбления созрел мгновенно. Ждали только, когда в доме будет как можно меньше народу. В тот злополучный вечер дед Федосей взял под мышку березовый веник и отправился в баню. Вскоре из дому вышел Сергей под руку с женой Валентиной. И тут же в дом кто-то вошел, должно быть, знакомая, Сергей поздоровался с ней.

...Бабка Варвара, увидев у них в руках финки, обомлела. Юзеф кивнул на гостью.

— Это еще кто?

— З-зна-ко-м-мая... — пролепетала бабка Варвара.

Шумско-Холмский подошел к старушке, проговорил:

— Не вовремя по гостям ходишь, старая, ох не вовремя! — и сильно ткнул ее ножом в горло. Та без стона повалилась со скамьи. Юзеф открыл люк подполья, сбросил туда труп, приступил к хозяйке дома.

— На колени, старая карга!

У Варвары подкосились ноги, она опустилась на колени возле раскрытого люка.

— Если не хочешь следом за товаркой отправиться — говори, где золото, что сын из Бодайбо привез!

— Господи, да какое золото! Плохо постарался Серега, кое-как на обратную дорогу-то наскреб!

На ее причитания из соседней комнаты донеслось:

— Ба-а-ба-а!

Юзеф пригрозил бабке, и она молчала. Из комнаты, протирая кулачонками заспанные глаза, босиком, в одной коротенькой рубашке вышел мальчонка. Юзеф бросился к нему...

— И-изверги!! За что мальчонку-то?!!

Во дворе послышался скрип калитки. Юзеф тут же ударил бабку, столкнул в подпол, кивнул Ланковскому, и они вместе выскользнули в сени, притаились по обеим сторонам двери. Возвращался дед Федосей.

Они втащили его в кухню, зажимая рот, поставили на колени туда, где только что стояла его жена. Все повторилось... Но и дед не сказал им, где спрятано золото, тоже твердил, что ничего не привез сын.

Они ждали прихода средних Никитиных. Ланковский засомневался:

— Может, и вправду ничего не привез мужик?

Юзеф хищно прищурился:

— Ну, нет! Чтоб из Бодайбо, да без золотишка! Никогда не поверю... Может, сын втихаря от родителей припрятал золото... Но что нет его — ни за что не поверю!

Сергей с Валентиной пришли поздно. Женщина прошла во двор, а он поднялся на крыльцо, вошел в дом. Сергея даже не допрашивали.

— Баба-то послабее будет... — шепнул Юзеф Владиславу.

Валентина тоже клялась, что никакого золота у них нет. В страхе косилась на финку, лила слезы по убитым... В комнате заплакал ребенок. Юзеф ушел туда и возвратился с дитем.

— Ну, говори, сучка, где золото, не то... — он указал глазами на плачущую девочку.

Валентина без сознания повалилась на пол.

Григорий писал показания Ланковского и чувствовал, как холодная злость заливает его, видел, как сузились глаза Роденкова, побелели и сжались в тонкую ниточку его губы. Когда Ланковский снова начал клясться, что он не убивал, что все это — Юзеф, Федор Герасимович ударил кулаком по столу:

— Хватит!! — и обернулся к стоящему у двери милиционеру. — Уведи... — Рука его непроизвольно сжала рукоятку нагана, он крикнул: — Ну, быстрее!