У человека всего две руки и две ноги. И пара глаз. И еще кое-какие детали. Мозг, сердце, легкие. В целом как будто не так уж и много. Но как приятно, когда все это ловко пригнано и налажено. Когда нигде не болит и ничто не мешает, а только радует. Радует и торопит. Давай, давай, недаром у тебя две руки, две ноги и два глаза. Шевели, парень, действуй...
Черныш втискивается в вагон. Здесь ему хочется как-то действовать, шуметь и радоваться. Он полон энергии. Сияющим взглядом обводит он окружающих людей. Хорошо бы сделать такое, чтобы они все зашевелились, заулыбались...
Но люди, как правило, молчаливы, серьезны, чуть скучноваты. Они едут на работу, у них много сложных дел и забот, им не до Черныша. Они и не подозревают, какой у него сегодня день.
А впрочем, ничего особенного. День как день. Просто один не совсем оперившийся птенец получит сегодня право взлета. Он поднимется в воздух, оторвавшись от ветки, к которой долгое время был привязан невидимой ниточкой. Полетит он или нет, неважно. Главное - ощущение самостоятельности. Наконец-то он что-то может делать сам, хоть крыльями в воздухе потрепыхать...
Черныш взбегает по лестнице, улыбаясь встречным девушкам. Его глаза сейчас, как большие невидимые руки. Они обнимают мир и ласково гладят его.
Сойдя с автобуса, он сразу увидел здание института. Скучные желтые стены. Каждый год в конце октября их красили охрой, но в мае они уже выглядели старыми, поблекшими. Зато сейчас этот дом сверкал, как турмалин. И в этом доме его ждет чудесная метаморфоза.
В эти дни работа в архиве по-настоящему увлекла Черныша. Он спешил в библиотеку, как на свидание, И каким славным человеком казался ему библиотекарь Алексей Степанович Яриков! Любезный, предупредительный, спокойный... Он осыпал Черныша потоком интереснейшей информации. Вырезки из газет, такие аккуратные и многочисленные, наклеены на зеленый картон, журнальные статьи, копии протоколов, свидетельские показания, данные различных тонких анализов. Черныш с азартом пытался направить в нужное русло эту реку чужих страстей и борьбы. Он чувствовал себя преотлично.
Особенно пришлась ему по душе информационно-логическая машина. Она занимала заднюю комнату архива, напоминавшую каюту атомного ледокола. По крайней мере так казалось Чернышу. Блестящие панели, хромированные углы, многочисленные кнопки и переключатели приводили его в совершенный восторг. Возле машины, как правило, дежурил кто-нибудь из программистов. Все это были молодые молчаливые ребята.
- Отличная штука, самая современная техника! - восхищался Черныш. Глаза его сверкали, как у мальчишки при виде самоката.
- Да, ничего, - соглашался Алексей Степанович, - пока работает. Правда, мы держим ее на скромной роли библиографа, но и то помощь от нее великая.
- Разве она не способна выполнять логические операции?
- Конечно, способна. Это мы, к сожалению, не способны задать ей достаточно простую программу. Я имею в виду задачу, которая устроила бы эту машину. Вы же знаете, какие у нас проблемы, всегда очень сложные, множество факторов... Впрочем, несколько раз она нам очень здорово помогла.
- Какой марки эта машина?
- Сделана она на базе "Урала" последней модели, но значительно расширена и переоборудована. К нам она попала из Медицинской академии. Они использовали ее для диагностики.
- Задачи сходные, - задумчиво сказал Черныш.
- Конечно. У медиков машина работала в качестве универсального врача; терапевт, хирург, психиатр. Ей приходилось перерабатывать колоссальное количество информации. У нее очень емкая память, и для наших дел такая память очень нужна. Так что и в теоретических исследованиях на нее можно рассчитывать.
- Интересно...
В тот же день Черныша вызвал начальник отдела Гладунов.
- Как дела?
- Знакомлюсь, читаю, систематизирую!
- Ну и что?
- В голове сплошная каша, - честно сознался Черныш.
- Что ж, этого следовало ожидать, - задумчиво сказал Гладунов, - следовало ожидать... Торопиться здесь нельзя.
Он замолчал, сосредоточенно глядя куда-то в сторону.
- Но вот в чем дело, дорогой мой, - внезапно сказал он, - мы-то можем не торопиться, но жизнь торопится. Есть одно срочное дело, которое я хочу поручить вам. Кстати, оно может придать конкретный целенаправленный характер вашим теоретическим изысканиям. Вы согласны?
Черныш наклонил голову. Конечно, согласен...
- Тогда пойдемте, - Гладунов встал.
В лишенной окон лаборатории сидел Захаров и просматривал при свете мощных рефлекторов какие-то фотографии. По просьбе Гладунова он извлек из массивного стального сейфа пачку денег и небрежно бросил ее на стол.
- Вот, - сказал Гладунов, - перед вами продукция, которая приносит преступникам тысячекратную прибыль. Фальшивки.
- Как валютный товар она дает еще больше, - заметил Захаров, на миг отрываясь от своих фото.
Черныш осторожно взял стопку. Она состояла из тоненьких пачек, аккуратно обклеенных белой бумажной лентой. В каждую входило пятнадцать-двадцать пятидесятирублевых бумажек. На лентах старательным девичьим почерком было написано; Москва, Киев, Ленинград, Ангарск и названия еще каких-то городов и населенных пунктов, о которых Черныш никогда даже не слышал.
- Эти деньги получены из банков разных городов Союза, куда они попали в основном через торговую сеть. Не исключено, что какая-то часть таких фальшивок до сих пор находится в обращении. Следственные органы направили их к нам на экспертизу.
- Они совсем как настоящие, - сказал Черныш, пощупав хрустящие бумажки.
- Это самые странные фальшивки, какие попадались мне за всю мою практику, - сказал Гладунов. - Они идеально сработаны. Просто ювелирно. Как правило, фальшивомонетчикам не удаются некоторые детали узора, отсутствуют водяные знаки, бумага не та или еще что-нибудь. Здесь же, за исключением номера, все в полном порядке. На сотню бумажек шлепнуть один и тот же номер! Очевидная глупость, ведь номер-то сделать уж проще пареной репы.
- Запад? - спросил Черныш.
- Вряд ли. Там тоньше работают. И номер и серия были бы подобраны правильно. Здесь что-то другое. Надо разобраться.
Это дело поручается вам, конечно, не одному вам, но все же основную работу выполнять будете вы.
Черныш согласно кивнул.
- Ну и отлично, приступайте. Захаров поможет вам разобраться. - Гладунов пожал Чернышу руку и величественно удалился.
- Ну, как старик? Не придирается? - спросил Захаров.
- Он неплохой.
- Кто говорит? Конечно, славный. Но не без чудинки. А?
- Может быть... Ну, ладно, расскажи, что делал с деньгами?
- Как положено, все анализы и полная экспертиза.
- Ну и что?
- А ничего. Деньги настоящие.
- Как настоящие? - Черныш сделал ударение на слове "как".
- Да! Если б не этот номер, они бы считались подлинными.
- Если бы да кабы. Давай документацию.
Прочитав заключение Захарова, Черныш удивленно уставился на него.
- Ты что? - наконец произнес он.
- А? - с отсутствующим видом отозвался Захаров.
- Послушай, ты в уме? Что ты пишешь? Билеты достоинством в пятьдесят рублей изготовлены на бумаге, применяемой для производства билетов Государственного банка СССР. Состав краски... посредством обычного технологического процесса, принятого на предприятии "Гознак"...
- А что я, по-твоему, должен делать?! - взорвался Захаров. - Врать? Изобретать? Искать невидимок? Я уверен, что они напечатаны на "Гознаке"... Ведь все совпадает: бумага, краска!
Черныш не знал, что возразить.
- Успокойся, - сказал он, помедлив.
- А мне нечего волноваться, - отрезал Захаров. - Я свое мнение высказал. Поэтому Гладунов тебя сюда и привел. Для вторичного контроля. Он уже не верит в мою объективность и с "Гознаком" не хочет связываться.
Черныш улыбнулся.
- Ладно, не волнуйся, - сказал он, - будет и у тебя попутный ветер.
- Не нужны мне твои утешения, - сказал Захаров, - смотри, сам не набей шишек на этом деле.