В первый день пути она не могла отделаться от мысли, что старуха не сгорела, погребенная под рухнувшей крышей дома. Это душа светлой знахарки спокойно устремляется вверх и обретает вечный покой в Небесной обители. А душа той, кто по собственной воле отказался от благословенного ремесла, наверняка могла пакостить и после смерти.
Напрасно кочевник, почуяв ее состояние, обмолвился на вечернем привале о том, что сожжение ведьмы - залог успокоения.
- Я знал знахарку. Ее звали Гульнара, - громко, ни к кому конкретно не обращаясь, сказал Ханаан-дэй. - Огонь - покой для ведьмы.
- Огонь - для любого покой, - буркнул Леон, также не глядя на кочевника. - Почему же у вас обычай - сжигать умерших? Вы же лишаете их загробной жизни.
На памяти Роксаны это был первый вопрос, с которым парень обратился к грозному кочевнику. Ради заключенного с собой пари - ответит тот или не снизойдет до ответа, она отвлеклась от созерцания разгорающегося костра и посмотрела на кочевника, занятого свежеванием зайца. Правда, долго смотреть не смогла. Вид лишенного кожи тельца вызвал у нее приступ тошноты - некстати вспомнилось обезглавленное тело Мары.
- Мы лишаем умерших не загробной жизни, - через силу заговорил кочевник и спор с собой она проиграла. - Душа отлетает и ничто ей не помеха. Мы лишаем тело мучений после смерти. Кто пожелает родственнику зла? Ночные девы, или по-вашему, Мары-морочницы - тому пример.
- А как же Шанди - волки-оборотни, в которых вселяются души умерших степняков? - расхрабрился Леон.
Однако кочевник замолчал и не сказал больше ни слова. Из того, как резко он насадил зайца на подготовленный остро заточенный вертел, Роксана сделала вывод: опять разозлился сам на себя. Вот ведь не успокоится никак человек. Казалось бы - лес молчит, костер горит, мясо жарится - оставь злобу на потом, дай себе отдохнуть! Так нет же - забудется, и себе же простить не может.
Роксана махнула на него рукой и ответила Леону.
- Шанди - оберег. Хоть и оборотень. Если семья в опасности, родственники вызывают душу умершего. Она вселяется в волка и оберегает всех от напастей. Для любого степняка быть после смерти Шанди - почетная обязанность.
Кочевник выстрелил в нее взглядом, покривил губы, но промолчал. Видать, более или менее, его удовлетворило ее объяснение.
- Не знаю, - задумчиво протянул Леон, - понравилось ли бы мне после смерти, вместо того, чтобы наслаждаться отдыхом в Небесной обители, волком скитаться по земле.
На сей раз кочевник не сдержался.
- Веррийцы, - презрительно бросил он и отодвинул зайца от прямого огня.
И ушел. Спина не дрогнула от двух пар глаз, провожавших его. Горящих неприкрытой ненавистью - Леона и заинтересованных - Роксаны.
Наблюдая за тем, как он скрылся в густой поросли деревьев - и ветка не дрогнула за его спиной, Роксана вдруг с такой очевидностью поняла, что удивилась даже сама - как она могла этого не замечать? - что за показной жестокостью может скрываться что угодно. Но самый интересный вопрос - что же за этим скрыто, так и остался без ответа. Как она ни напрягалась, дальше того, что оказывается, кочевник тоже человек, ее фантазия не шла...
Поднявшись с утра пораньше - еще стыла промозглая сырость, девушка кивнула Леону, из последних сил таращившим покрасневшие глаза. По негласному договору он караулил последним и время, когда Роксана просыпалась, использовал для того, чтобы поспать перед дорогой.
Лучи Гелиона робко гладили тревожную после ночного сна землю. Шум воды, перекатывающейся через пороги, далеко разносился по онемевшему в предутренней мгле лесу. Роксана удержалась от искушения. Наоборот, она углубилась в лес, обогнула поляну с зарослями колючих кустов терновника и вышла на опушку.
Забраться на клен, который наметила с вечера, для девушки не составило труда. Только раз скользнула нога с покрытой влагой ветки, но все обошлось.
Отсюда, из густой кроны отлично просматривался замок со всеми своими чудовищными нагромождениями, который назвать башнями - язык не поворачивался.
Чем дольше она смотрела, тем больше находила доводов, объясняющих, почему путь мимо замка заведомо опасен. Все ее существо бунтовало против необходимости пусть и под покровом ночи, но подниматься по тропе, свободной от всякого прикрытия, и пуще того - вплотную подходить к крепостной стене.