– А ты уверена, что он этого не делал?
Джулия сжала губы. Джулия смерила меня презрительным взглядом. Джулия заскребла ногтем указательного пальца по обивке кресла. Джулия подумала: «Совсем сбрендил, алкаш несчастный!» А я улыбнулся:
– Умница ты моя! За что и люблю.
– НЕ-СМЕ-ШНО, – выдавила она.
– Я думаю, что смогу его вытащить. Но ты должна пообещать мне одну вещь.
– Забавно. – Джулия снова расслабилась и внимательно смотрела на меня. – Но я тебя слушаю.
– Мы должны снова открыть наше агентство.
Она на секунду задумалась:
– Ты же понимаешь, от меня это мало зависит.
Я кивнул. Я все понимал.
– Но на тебя я могу рассчитывать?
– Да, – твердо сказала она. И я успокоился. Полдела сделано. Мы с Джулией – это уже сила. Вдвоем мы свернем горы. А вчетвером мы свернем кому угодно что угодно.
Мы пили чай и ели печенье с джемом. Потом Джулия позвонила:
– Алло. Маринка? Слушай, ты можешь приехать ко мне? Да, сейчас. Ну, так… Ничего особенного… Маленький сюрприз. Ага. Жду. – Она обернулась на меня. – Ты чего? Эй, Дэн!
Я вздрогнул.
– Э-э-э… – произнес я хрипло. – А может… Ну… Как-то… – Я бессильно махнул рукой. Рано или поздно это должно было случиться.
И мы снова пили чай, играли в «дурака» и слушали радио. А потом раздался звонок в дверь. Я вздрогнул и застыл в кресле. Джулия поднялась и пошла открывать.
В коридоре послышалась возня, звуки двери, плохо различимые смешки и перешептывания. Я слегка вибрировал.
Вошла Марина. Увидев меня, она резко остановилась, Удивленно моргнула, потом еще раз, раскрыла рот, закрыла, уголки ее губ резко прыгнули в улыбку, снова опустились… и вдруг она заплакала.
Я вскочил из кресла и неловко забормотал:
– Маринка… Ну что ты, в самом деле… Будто с войны вернулся… Ну вас, ей-богу! Бабы…
Я отвернулся и нелепо уставился в окно. Она подошла сзади, ее руки обняли меня за талию, она прижалась к моей спине, и я почувствовал сладковатый запах ее духов. Я громко сглотнул.
– Ну все, мальчики и девочки! Кончайте цацки, садитесь пить чай. А то я прям неловко себя чувствую.
И снова мы пили чай, Я разглядывал Марину. Я так отвык от нее и соскучился, что плохо это скрывал. Но скрывать был должен. Должен себе и воспоминаниям.
Марина была все такой же. Красивой, свежей, цветущей. Немножко пряной. Темные вьющиеся волосы отросли уже почти до плеч. Кожа стала почти такой же темной, как у Джулии, – к природной южной смуглости прибавился летний загар. Она забралась с ногами в кресло и робко косилась на меня из-за карт. Я уже давно не обращал на это внимания и говорил себе, что это скоро пройдет.
За окнами начинался вечер. Мы говорили мало, только перекидывались картежными шуточками. Я все решался, как начать серьезный разговор в женской компании.
– Значит, договорились – Андрюху я вытаскиваю, – бросил я как бы между прочим.
– Ты говори, да не заговаривайся, – так же «между прочим» ответила Джулия. – Будто ты нам какое одолжение делаешь.
Я смутился:
– Просто мне очень нужна ваша поддержка…
– Я отвечаю только за себя, – сказала Джулия, Марина переводила взгляд с меня на нее:
– Вы что, собрались заново агентство открывать?
– Да, – сказал я. – Только немножко в другом формате.
– Позволь, а откуда средства на реанимацию? – спросила Марина.
– Не беспокойся, это не наша забота. От нас требуется только согласие.
– Понятно, – скептически произнесла Джулия. – Наш добрый гений на букву «Н». Интересно, чем мы ему так запали?
Я промолчал. Чтоб я сам это понимал.
– Вот только не знаю, как у меня со временем будет… – сказала вдруг Марина. – Я ведь в медицинский поступила. Но все свободное время – обещаю…
– Ясненько… – пробормотал я, пытаясь сосредоточиться на картах. – А ты, – я глянул на Джулию, – никуда не поступила?
– Рассматриваю предложения, – ответила она и улыбнулась.
Поздним вечером мы шли к метро. Ночь была теплой и по-городскому шумной. У метро мы попрощались с Джулией и спустились в подземку. Гул поездов не располагал к разговору, но на Кольцевой Марина все-таки спросила, прижавшись ко мне в вагоне:
– Может, составить тебе компанию?
Я не стал уточнять, в каком смысле. Я просто посмотрел на нее так, чтобы все мое внутреннее состояние, все мои мысли и чувства были в этом взгляде. Марина покраснела и отвернулась.
В темную прихожую своей квартиры я вошел один.
Лиза открыла дверь и торопливо прошла в студию. По сравнению со студией коридор казался темным подвалом. Большое помещение с белого цвета стенами, полом и потолком было освещено несколькими мощными софитами. У дальней стены возвышался небольшой подиум, тоже белого цвета, накрытый красной тканью. На этой ткани возлежала в позе мадам Рекамье ярко-рыжая девушка. На ее обнаженное тело была наброшена большая тонкая кружевная шаль. Рядом стояли на треногах несколько фотокамер, между которыми бегал среднего роста и возраста лысый мужчина в футболке и джинсах, с аппаратом на шее. Резким голосом он выкрикивал:
– Так, отлично! Замерла! – Раздалась очередь щелчков. – Теперь бедро выгнула! Так! Сексуальнее! Ручку отвела за спи– ну, грудку вперед! Так, отлично! – Снова очередь. – Все! – Мужчина бросил взгляд на часы. – Отдыхать десять минут. Продолжаем в саду.
Он повернулся к двери и заметил Лизу.
– А, Разина! – Теперь оказалось, что резкими короткими фразами он говорил все время. – Опаздываешь! Десять минут – и в сад! Все в сад! – Он отрывисто рассмеялся и принялся возиться с камерами. Лиза сняла солнечные очки, прошла в дальний угол и открыла дверь в стене, такую же . белую. Не зная точно, что она здесь, ее можно было и не 1 заметить.
За дверью оказалась комната гораздо меньших размеров и освещенная более интимно. Зато в зеркалах. Перед зеркалами сидели девушки. По комнате бегали девушки. Одетые и раздетые, высокие и не очень, брюнетки, блондинки, шатенки, рыжие. Самые разные девушки. Объединяло их одно – безупречная внешность.
– Привет, Лизка!
– Лизок, хаюшки!..
– О, Разина, приветик!..
Из большой двери в другом конце комнаты вкатили длинную вешалку с одеждой. Лиза отыскала свободное место, открыла шкафчик и стала раздеваться. К ней подошла та рыжая девушка, которая недавно снималась с шалью, наклонилась к Лизиному лицу и прошептала:
– Говорят, сегодня отбирать на обложку будут. Педро уже шестерых посчитал, нас с тобой в том числе. Кажись, генерал из фирмы приедет.
– Ну и что? – Лиза равнодушно пожала плечами.
–Как «ну и что»? – Рыжая хихикнула. – Будь готова, подружка.
В комнату вошел фотограф. Не замечая прекрасных обнаженных тел, он выкрикнул:
– Васильева, Разина, Шама – в сад!
– Велемир Иванович, а я! – раздался чей-то женский голос.
– Все! Васильева, Разина, Шама! Через пять минут!
Лиза набросила халатик, прошла в большую дверь и вышла в коридор. По коридору сновали в разные стороны женщины (в основном пожилые), девушки (в основном весьма легко одетые), мужчины (в основном с фотоаппаратами или пачками каких-то бумаг).
– Разойдись! – перекрывая общий гул, послышался издалека крик. Лиза прижалась к стенке – по коридору катили сверкающий черный «Харлей». Пропустив мотоцикл, она не спеша направилась вдоль по коридору, сопровождаемая передвижной вешалкой с платьями.
То, что фотограф называл садом, было просто очень большой крытой оранжереей. «Просто» значило, что в оранжерее росли вместе небольшие пальмы, кусты можжевельника и странные, очень пушистые карликовые деревца, изогнутые самыми немыслимыми зигзагами. Последнее было плодом увлечения местного садовника, большого поклонника японской культуры. Поэтому, кроме всего прочего, в саду еще было много камней, больших и маленьких, но разложенных вопределенной, известной только садовнику системе. В центре оранжереи плескался небольшой водопадик, превращаясь в прозрачное чистейшее озерцо, в котором плавали довольно крупные золотые рыбки. Эти рыбки были весьма и весьма психически закаленными и почти не боялись человека. С руки они пока не ели, но моделей, частенько забиравшихся в холодную воду (не по собственному желанию), уже давно не боялись.