— Садись! — приказал он девочке.
Затем начал складывать овощи в пирамиду. Это были стебли спаржи, вернее, четырехсантиметровые отрезки стеблей, их нижние части, самые невкусные. Он прикрыл их сверху другой салфеткой.
— Сиди там, — сказал он, — или нет, подойди. Нет, сиди где сидишь, подожди меня.
Мюриэль Посадас снова села. Массажист вышел, неся блюдо обеими руками. Правой ногой он прикрыл за собой дверь, и этот тихий щелчок прозвучал в большом, теперь затихшем помещении как звук от камешка, упавшего на дно колодца.
Ревнители Луча стояли, выстроившись в каре, по углам которого четверо бритоголовых, безбородых мужчин воздымали к потолку, словно цирковые силачи, шары из медно-желтого металла — примерно такими же украшают парадные лестницы или играют в петанк. Все присутствующие тоже были облачены в белые халаты, стянутые на запястьях и у шеи, а кое у кого украшенные шнуром или галуном. Они смотрели перед собой расширенными, словно испуганными, глазами, но это был не страх, во всяком случае, не банальный страх. Если бы не застывшие позы, их можно было бы принять за съезд массажистов. Стены комнаты, обитые зеленоватой, чуть мерцающей тканью, придавали помещению сходство с пустым грязноватым бассейном в цокольном этаже какого-нибудь заброшенного тропического отеля. Вместо люстры с потолка свисал большой шар — такие встречаются в бальных залах, — усеянный крошечными золотистыми зеркальцами, в которых помимо всего прочего отражались бритые головы четверых мужчин, стоявших по углам каре. В глубине помещения находилась фисгармония.
Присутствующие почти поровну состояли из мужчин и женщин всех возрастов и самых различных социальных и профессиональных групп, принадлежность к которым, невзирая на одинаковое облачение, легко угадывалась по мелким особенностям силуэта или лица, по его выражению, по тому, насколько о нем заботился его обладатель. Специалист по опросам общественного мнения нашел бы здесь богатейший материал для исследований. Все эти люди выглядели странно белокожими, особенно женщины. Они стояли лицом к белому занавесу и явно чего-то ждали. Массажист, держа блюдо в вытянутой руке, прошел на цыпочках к этому занавесу и скрылся за ним.
Там, у изголовья кровати, на которой покоилось недвижное, накрытое простыней тело, сидел на стуле человек в белом кителе с золотой шнуровкой, безупречно белых бриджах и белых замшевых сапогах — типичный костюм австро-венгерского укротителя. Его лицо скрывала белая безликая маска, голову венчала молочно-белая феска, украшенная пестрой брошкой в виде колесика с шестью спицами-лучами, а на шее висела цепочка с маленьким желтым шариком.
— Нужно начинать, мы запаздываем, — произнес голос из-под маски. — Поставьте это здесь, а сами встаньте туда.
Массажист робко пристроился по другую сторону постели, склонив голову и смиренно сложив руки на животе.
— Начинаем, — повторил голос.
Человек проверил, плотно ли сидит его головной убор, и потянул за шнур занавеса, отделявшего его от паствы; кольца со скрипом двинулись по заржавленному пруту. При виде человека в маске толпа ревнителей всколыхнулась, точно закипающая вода; люди как будто решили встать, забыв о том, что они и так на ногах.
— Верховный Луч! — торжественно провозгласил безликий. — Срединный Луч, осевой Луч, седьмой Луч! Обрати к нам солнце!
— Обрати к нам солнце! — исступленно повторили его приверженцы.
— Братья и сестры, — продолжал безликий, перекрывая поднявшийся нестройный гомон.
— Да будут благословенны семь имен! — вскричал чей-то пронзительный, дребезжащий голос из глубины зала.
— Да будут они благословенны, — подтвердил безликий. — Они питают божественной влагой, как и семь сердец, реку гармонии. Братья и сестры, прошу вас!..
Гомон утих, человек скрестил руки на груди.
— Вам известно мое имя, — сказал он, — меня зовут Даскалопулос. Но вы более не увидите моего лица. Я дал обет скрыть мое видимое тело от мира, дабы всецело посвятить мое сердце Лучу. В жажде покаяния я подчиняю себя его свету. Все мы, каждый из нас, должны искать путь к покаянию.
Теперь в зале царила мертвая тишина.
— Я хочу разъяснить вам главное, — продолжал безликий. — Подобно тому как направления пространства всего лишь развивают возможности, сокрытые в первичном источнике, любые видимые формы являют собой всего лишь продукт дифференциации Верховного Луча. Не забывайте об этом. Думайте об этом как можно чаще. А теперь приступим к сбору.
При этих словах массажист вытащил из-за кровати белое пластмассовое ведерко и начал обходить своих адептов; его маршрут сопровождался шелестом купюр и звоном мелочи. Одна из женщин опустила в ведерко три кольца, другая — крупный ограненный лунный камень, кто-то из мужчин вознамерился бросить туда же банку крабовых консервов, однако массажист мягко отвел его руку.