Где-то рядом несколько раз бабахнуло, будто взорвались петарды. Ужас сковал все мышцы. Я, словно парализованная, распласталась в снегу, во все глаза смотря в небо. Господи! Неужели они все-таки нашли меня? Они или волки, не велика разница. Это могло означать только одно: сейчас я умру.
Губы вдруг сами начали шептать «Отче наш...», единственную молитву, которую я знала с детства. Я таращилась в ночную метель, едва шевеля губами. Шепот перешел на ультразвук, душа же моя в эти секунды металась и кричала, но находилась словно где-то отдельно от меня.
Не знаю, сколько это продолжалось. Мне казалось, целую вечность, пока не послышался хруст снега и звяканье.
Я замерла и зажмурилась. Какое-то животное с шумом перебралось через очередной поваленный ствол и остановилось возле моей головы. Через секунду меня обдало его теплым дыханием, оно обнюхивало мое лицо. Со страху я заорала, как полоумная, вскочила и... В тот же миг глухое «бум» раздалось у меня в голове. В глазах потемнело и я провалилась в небытие.
***
Мерный скрип снега и тихий металлический перезвон у меня над головой были первым, что я услышала, придя в себя. Тело было ватным, конечности не слушались. Меня за шкирку, как мешок, волокли по заснеженному лесу. Все еще находясь в прострации, я не соображала где я, кто я и куда меня тащат по земле, держа за капюшон. С трудом разлепила глаза и, чуть повернув голову, попыталась хоть что-нибудь разглядеть. В двух шагах от меня шла большая черная собака. Того, кто волок меня, я не видела. Сильно болел затылок.
В темноте глаза различали только собаку и снежные вихри, проносящиеся надо мной.
Наверное, это мои последние минуты. Стоило ли забираться в такую глушь, шарахаться по этому лесу, облучаться, в конце концов, когда можно было остаться в родном Брянске? Итог все равно один. Сейчас меня убьют. Наивный мой братишка, ты все еще веришь в мое спасение? Ты ведь даже не узнаешь, что я так и не дошла к Черту...
Дорога через лес казалась бесконечностью. Я уже смирилась со своей участью. Словно кадры из кино, в памяти всплывали фрагменты моей короткой жизни: вот мы с Тохой прячемся от ментов за какими-то ларьками. Мы стащили две банки сгущенки в супермаркете и пьем сладкое молоко через дырочки в жестяной крышке прямо тут за киосками, пока доблестные стражи порядка рыщут по округе... Я в больнице. Сижу перед кроватью Антона и пытаюсь убедить его, что он скоро встанет на ноги и будет, как и раньше, гонять в футбол и лазить по горам... А вот мы на мосту. Я плачу. Я не хочу жить, а брат говорит, что надо... Какой же дурочкой я была!.. Сейчас мне совсем не хочется умирать... Тоха. Мой Антоха... Спаси меня...
Наверное, от того, что я почти не двигалась, я стала замерзать. Не знаю, сколько меня так тащили, но неожиданно рука, державшая мой капюшон, отпустила меня на землю. Я плюхнулась в снег, вверх взвилось снежное облако. Только сейчас я заметила, что метель стихла. Собака, все это время сопровождавшая меня и неведомого мне похитителя, села рядом, снова обнюхала мое лицо и лизнула мягким горячим языком щеку. На меня вдруг напало какое-то оцепенение. Стало абсолютно все равно, что сейчас со мной случится.
***
Тем временем меня снова ухватили за капюшон и потащили. На этот раз недалеко. Ступени, судя по количеству ударов моей поясницы об них, всего три. Темный проем двери. Это какой-то дом.
Меня отволокли в угол и оставили там. В темноте чиркнула спичка. На столе зажгли свечу. В полумраке виден был силуэт высокого, атлетически сложенного человека. Он сел за стол.
— Как ты попала в Зону? — обратился он ко мне. Голос хриплый, низкий.
— Не убивайте меня. Я никому ничего не скажу.
— Ты и так никому ничего не скажешь. Тут нет никого. Зачем ты здесь?
— Меня хотят убить. Я... Мне...
— Я не собираюсь тебя убивать. Женщине не место в Зоне. Ты знаешь, где ты?
— Нет... Компас. Он потерялся и я заблудилась. — немного отлегло от сердца: меня хотя бы убивать не будут.
— Это Зона. Тебе здесь не место, — повторил незнакомец.
— Если я вернусь, меня убьют. Они меня ищут.
Человек подошел ко мне и помог подняться. Голова кружилась, перед глазами все плыло. Усадил за стол на лавку:
— Голова-то сильно болит?
Я кивнула, дотронувшись до шишки на затылке.
— Эва, как я тебя приложил! Шо ж орать-то, как нелюдь… А же ж, я с перепугу… Ничего, до свадьбы заживет. Куда идешь-то?
— К Черту.
Мужчина хмыкнул:
— Шо, прямо к Черту? — он достал кисет, набил трубку и прикурил от свечи. — Далеко тебе еще.
Налил из термоса две кружки кипятка, добавил какие-то травы. Одну чашку протянул мне.
— Пей, а то загнешься от переохлаждения.
Я отхлебнула и обожглась. Спешно поставила кружку на стол.
— Кто вы? — не удержалась я от вопроса.
— Можешь Михалычем звать, а можешь и Федор Михалычем, — мужчина шумно отхлебнул чай из своей кружки. — Мне особой разницы нету. А Черта, — улыбнулся он, — Чертом звать не вздумай. Он этого не любит.
— Почему?
— А я же ж, почем знаю?
— И как же мне его звать?
— Да, Илюхой, вроде, величать его, - хохотнул мужчина. — На вот, — Михалыч протянул мне конфетку. — Деликатес. Когда еще доведется?
— У меня там консервы есть, сало, — было как-то неудобно забирать у него карамельку, которую он считал чем-то особенным.
— Консервы тебе еще самой пригодятся. А сало тащи.