Илья поставил на стол мед и печенье. Возле моей чашки мимоходом положил конфету и занял свое место напротив меня.
— А ты долго привыкал к этому безлюдью? — спросила, разглядывая в чашке красные ягоды, плававшие по поверхности.
— Наверное. Уже не помню. Но я и не особо видеть кого-то хотел. Я вообще не думал тогда, что буду жить здесь. Забыла, зачем я сюда приехал?
Достала из тарелки печенюшку и положила рядом. Мужская рука в этот момент осторожно накрыла мою. Черт сидел, подперев свободной рукой голову, и таращился на меня.
Не знаю, на сколько затянулась эта пауза, но, очнувшись от глазения друг на друга, мы вдруг резко схватились за свой чай, который уже успел остыть. Пили, переглядывались, и обоим было смешно. Какая-то дурацкая, глупая ситуация. И странное ощущение дежа вю, именно этих минут, и как будто бы в этом месте…
***
— Не знаю, как ты, а я чай погорячее люблю, — наконец не выдержал Илья. Снова поставил чайник на огонь и остановился у меня за спиной. Его ладони вновь опустились на мои плечи. — А если бы, действительно, встретились не здесь? Наверняка бы прошли мимо и даже не заметили друг друга.
— Почему?
— Не знаю. Пять лет назад я вообще думал, что у меня есть всего несколько месяцев, чтобы как-то собрать все в кучу. Подвести черту. Итог какой-то. Хотя ничего на тот момент не успел хорошего сделать. Даже для нее. Наверное, поэтому она и ушла. После всех этих процедур, химий, со мной невозможно было даже просто рядом нормально побыть. Я сейчас это понимаю. А тогда было обидно, что Юлька устала со мной возиться. Ей было двадцать три. Как тебе сейчас. Скажи, ну кому захочется вместо прогулок и танцев в клубах сидеть дома, ухаживать за больным, слушать его бесконечное нытье? — он отвлекся на кипящий чайник. Наполнил клокочущей жидкостью наши чашки и, передвинув свою, сел рядом со мной. — Тебе бы хотелось тратить свое время на все это вместо развлекухи?
—Не знаю. Пять лет назад такой вариант для меня был бы лучше, чем то, что у меня было.
— Прости. Я забыл совсем.
Отхлебнула кипяток, в котором плавали ягоды, и почти не было цвета. Чаем этот напиток можно было назвать с большой натяжкой. Видимо, запасы заварки заканчивались. Глянула на Илью. Он сидел, сосредоточенно созерцая содержимое своей чашки. Почувствовав, что я смотрю на него, повернулся.
—Она собрала вещи, пока я ходил в больницу. Уже даже записку мне написала. Хотела уйти по-тихому, не прощаясь. Я просто слишком быстро вернулся. А в дверях она с пакетом и сумкой, — Черт, вдруг почему-то рассмеялся. — Представляешь, тогда я подумал, что все. Конец всему. Юлька решила, что я ее останавливать буду, сразу столько всего мне наговорила. Много какой-то ереси. Понял только то, что она меня не любит. И не любила никогда. А я — дурак, — сталкер вздохнул и прислонился виском к моей голове, так, что его подбородок оказался у меня на плече. — Я ей даже слова не сказал. Открыл дверь и отпустил.
— Сильно.
— Чего там сильного? Смысла ее удерживать не было. И я знал, что все равно скоро исчезну. Сначала правда хотел ускорить этот момент. Сделал петлю, примерил. Глупость какая-то. Понял, что этот вариант не мой. Просидел с ней в руках полвечера в коридоре у двери. Бредятина всякая в голову лезла. Потом открыл окно. Седьмой этаж. А если не получится и стану на оставшиеся месяцы калекой — только обуза родителям. Тоже не то. Позвонил домой Михе. Он тут же приехал. С ящиком бухла. Засели с ним на кухне. Напились. Он честно сидел и слушал все эти пьяные слезы-сопли мои. А под утро весь этот коктейль алкогольный с моими таблами вдруг сработал. Очнулся я в реанимации под капельницами через несколько дней. Спасибо Псу, он скорую вовремя вызвал, хоть и сам пьянючий был. И бригада с моей подстанции дежурила. Вытащили меня. Врач сказал, что я полный придурок. И так всего ничего мне осталось, а я тут отпущенным временем так разбрасываюсь. Две клинических смерти было.
— Ничего себе! — вырвалось у меня.
— Точно, — кивнул Илья. — Там страшно было. Если бы я запомнил все, что видел, наверное, крышу бы потом не поймал… После мамка приходила, плакала. А я отворачивался к стенке и молчал. Злился на всех. Как-то уже перед выпиской пришел Миха с каким-то обдолбанным другом. И тот мне вдруг рассказал, что есть такое место, где нет никого на несколько километров вокруг. Радиация только. И я загорелся любой ценой попасть в это место. Где никто меня не будет доставать, — он допил свой чай и достал сигарету. Закурил, покосился на меня. — Одну можешь взять. Пока я добрый. Но курить бросай.
— Легко сказать. Я в тринадцать курить начала.
— Ну и что? Дед Филипп сорок лет курил, а потом бросил. Ему под восемьдесят, а больше шестидесяти и не дашь. Бегает, подъем с переворотом делает, — мужчина стряхнул пепел в банку, затянулся в последний раз и потушил окурок. Несколько секунд наблюдал, как я курю, а потом, не обращая внимания на мои протесты, забрал у меня недокуренную сигарету, быстро затянулся и отправил ее к остальным окуркам в пепельницу. — Пойдем в комнату.
— Я тут еще не домыла.
— Успеешь. Никто с часами над тобой не стоит.
— Если ты мне эту историю дорасскажешь.
— Не вопрос. Идем.