Забросив все ингредиенты в кипящую воду, помешала варево и накрыла.
— Он снова меня обдурил.
Повернулась на голос. Илья уже без верхней одежды стоял у печи возле входа в комнату.
— Он что сбежал?
— Нет. Спит, — он примостился с краю лавки. — Может, и успел смотаться куда, пока мы тут чаи гоняли. Может, там где-то спрятано было.
— А если он просто заснул?
— Хочешь посмотреть?
— Нет, — наверное, это получилось слишком резко.
Черт хмыкнул и отвернулся. Бросил на стол сигареты.
Я колдовала над супом, краем глаза наблюдая за сталкером. Он по одной доставал из коробка спички, зажигал и смотрел, как они горят, пока огонь не доходил до самых пальцев. Тушил, бросал остатки в пепельницу и чиркал по коробку следующей.
Отставила с огня кастрюлю и села рядом с ним, спиной к столу. Хотелось подбодрить его, но не знала, как. Илья тут же оставил спички в покое. Вздохнув, привалился плечом к моему плечу.
— Вот что с ним делать? Привязать его там? — глухо спросил он.
— Если привяжешь, он обидится и совсем уйдет.
— Иногда хочется плюнуть и пинками гнать его отсюда, — Черт вздохнул. — А он крикнет: «Да пошел ты!», умотает домой в Тихвин и сдохнет там от передоза в конце концов. Поэтому молчу. Но руки иногда конкретно обрубает его выкрутасами. Часа два-три он еще спать будет. Потом снова пойду. Только не прибить бы его…
— Есть хочешь? Я суп сварила. Сиротский.
— Почему сиротский?
— Это Антоха его так обозвал. Когда все кончалось, а до получки и стипендии еще далеко, мы вскрывали жестянку, в которую скидывали мелочь, сдачу с покупок. Иногда там приличная сумма собиралась, так что на продукты хватало еще целую неделю, без излишеств, конечно. Монеты меньше рубля в нее не бросали. И тогда варили такой суп из консервов и лапши. Не фонтан, но съедобно.
— Я в погреб тебе так и не сходил, — мужчина встал и полез за фонариком, лежавшим на полке над печью. — Утром с Моней на охоту пойду. Может, изловим кого-нибудь.
— Так ты есть-то будешь?
— Я потом.
Сидела, курила у окна, пока Черт возился в погребе. В горле першило от крепкого табака. Илья вернулся, притащив из погреба ведро с картошкой, сало, огурцы и еще какие-то соления в банках. Выставил все это возле стола.
— Грибов сушеных могу еще принести с чердака, — он подошел и ловко выхватил у меня из рук недокуренную сигарету, тут же увернувшись от моей попытки забрать ее. — Даже не пытайся. А курить все равно бросай. Тебе еще детей рожать.
— Вот еще. В ближайшее время мне они точно не нужны.
Он усмехнулся, затянулся и потушил бычок в банке:
— Ну да. Ты сама еще ребенок. А когда повзрослеешь, они ведь тебе здоровые нужны?
Не найдя, что ему ответить, скорчила рожицу. Черт показал кончик языка и сел за стол.
— Ну давай твой суп. И в баню потом прогуляюсь.
***
К Псу выпросилась пойти с ним. Мишка лежал на лавке, запрокинув голову и скрестив руки на груди. И если бы не тихое свистящее дыхание, я бы подумала, что он умер, настолько дурацкой была его поза. Илья попробовал растолкать его, но результата это не принесло.
— Стой тут. Я сейчас.
Он вышел и вернулся с ведром воды, в которой плавали мелкие кусочки льда.
— Отойди к двери, а лучше совсем выйди, — обернулся ко мне.
Я решила не рисковать и перебралась в предбанник, притворив за собой массивную дверь. В тот же момент послышался плеск выливаемого ведра и громкие матюки Пса. Потом что-то громыхнуло и стало тихо. Осторожно заглянула в парилку. На лавке сидел с ног до головы мокрый, трясущийся Мишка. Черт стоял рядом, штаны его были усеяны сотнями капель воды, Пса он держал за ворот футболки.
— Раздевайся, — Илья отпустил руку.
— Чего? — Мишка еще окончательно не пришедший в себя, ошалело таращил на него свой черный глаз.
— Штаны и майку сюда давай, — повторил сталкер.
Его друг медленно, путаясь в мокрых штанинах стал стаскивать с себя джинсы:
— Чо, бля, и ее сюда специально притащил, — проворчал Мишка.
Илья обернулся:
— Вик, в доме меня подожди, — тихо попросил он.
Я закрыла дверь, запахнула куртку и пошла к выходу. Услышала из-за двери злой голос Пса:
— Трусы тоже снять?
Минут через десять вернулся Черт. Бросил мокрые вещи Пса на лавку за печку и сел прямо на пол под окном.
— Теперь не смотается. В одних труселях по морозу далеко не уйдешь, — вздохнул он. — Переломается и тогда пусть идет, куда хочет. Сказал, тут не останется.
— Он злой сейчас. Потом спасибо тебе скажет.
— Смеешься?
— Нет, — присела рядом с ним на лавку.
— Ты стрелять умеешь? — вдруг спросил Илья.
— Почти. Михалыч меня на кордоне с обрезом замучил. Учил стрелять. Плечо до сих пор ноет. А что?
— Хочешь, из арбалета стрелять научу? — он посмотрел на меня снизу вверх, прислонившись затылком к стене. — У него отдачи нет. Моня его сам сделал. Он, вообще, паренек рукастый. Ветряки собирает. У них даже освещение электрическое в доме есть.
— А у тебя почему нет?
— Мне оно не нужно. Подключать к нему нечего. Керосинка вон есть и достаточно, — Илья нацепил на нос очки и стал похож на молодого преподавателя в каком-нибудь универе. — Ну так что, пойдешь стрелять?
— А давай.